и отсутствуют за ненадобностью светофоры, каждые выходные, а в дачный сезон каждый день, всё кишело людьми и машинами. Я молчу про ковидный период, когда, как казалось, добрая часть стольноградного населения натискалась во всевозможные дачи-котеджи-постройки, разбросанные по округе, заполонила собой все проезжие и пешеходные части и забила до отказа все солидные парковки – перед Рынком, Магнитами, Верными, Пятерочками и иже с ними, коих благодаря их же, москвичей то бишь, частым нашествиям развелось у нас до неприличия (местному населению явно столько не нать).
А пока же я здесь в качестве продавца собственных художеств, картин то бишь, которые называю шутливо "искусство из подворотни". Это новая для меня сфера. Нет, не рынок, в 90-е я помогала матери с продажей самошитных купальников, это был её бизнес. Новое – мои художества, и мне интересно, как далеко я могу зайти в этой сфере. Но сейчас не об этом. О моих наблюдениях.Местное население разительно отличается от "понаехавших" из нерезиновой. Это мои достоверные наблюдения, сделанные в многочасовые, многодневные и не первый год уже стояния у рыночных ворот в качестве, нет, не подумайте, не милостынипросителя. Хотя в самом начале этого моего предприятия один добрый прохожий именно так и подумал, приняв то, что я держала в руках, за иконку, полез в карман, зачерпнул там хорошую пригоршню мелочи и протянул мне. Я не сразу сообразила, что он имеет в виду, потому как он никак не комментировал свои действия, а когда дошло до меня, испытала весьма интересную смесь эмоций, от стыдливо-отчаянных, мол, ну вот, докатилась, до почти обнадеживающих – как минимум, если совсем уж припрëт, я могу рассчитывать здесь на подачку.
Среди местных мне особо примелькались несколько персон, которые в совокупности могли бы составить приблизительный коллективный портрет здешней конгломерации, ну, как минимум, почтенной или сторожильной её части.
Вот идёт пожилая женщина. Идёт, сильно шаркая по земле или снегу в зависимости от сезона, если холодно, то в калошах на тёплый носок, летом в старых пластиковых шлепках вроде кроксов. Левая рука неизменно на пояснице, в правой неизменно какой-нить пакетик, как правило, небольшой, с чем-нибудь незамысловатым внутри. Верхняя часть туловища Пизанской башней нависает над нижней. На голове неизменный платочек "Алëнка", либо просто волосы, собранные небрежной ватрушкой чуть ли не надо лбом. Заприметив знакомых, она им активно кивает. В целом же выглядит так, будто бы вышла на улицу быстренько выкинуть мусор, но потом вдруг решила, что ей необходим променад.
Вот идёт мужчина с трудноопределяемым возрастом. Ясно только, что уже немолодой. Он высоко поднимает колени и с пришлëпом ставит на землю ступню. Это явно серьёзный недуг. Мужчина высокий, размашистый, но какой-то безликий. Когда он так своеобразно вышагивает мимо, я ловлю себя на мысли, что он отнюдь не вызывает сострадания иль жалости, как могло ожидаться, должно быть, потому, что чувствует себя вполне комфортно в своём недуге. Он вызывает простой интерес – куда это ему понадобилось
