300 гр. замороженного бараньего жира, пучок петрушки и копченые сосиски для охотников, кротко стоял перед кассиршей, потупив взор. Та ничего не видела, кроме как двух разнополых взрослых шведов, возбужденно стоявших на коленях друг за другом на экране компьютера.
Наконец женщина, закрыв рот, с трудом вернулась в реальную жизнь («Таня, очнись», – прикрикнула из угла старшая кассирша), увидела Борю в обширных штанах неопределенного цвета и нажатием пальца на клавишу вяло перевела на экран компьютера ценник товаров вместо немолодых пыхтящих шведов, пойманных за запретной игрой искушенным оператором Бергмана. Боря смотрел в пол, он был смущен больше кассирши, покусывал душистую травинку, ну, простите меня великодушно, мадам, подумал, но ничего не сказал. Русский он знал хорошо, но, конечно, с кассиршами говорил на иврите, тоже от стеснения. Фарш, траву и жир Боря взял для котлеток. Он был большим мастером. Мясной отдел здесь был замечательный, продавец был закован в крахмальную куртку и колпак, на стене за ним была роскошная выставка приклеенных к магниту рабочих ножей – все действующие, все острейшие, все сделаны в Испании, родине их. До того как прикоснуться к мясу, этот человек надевал медицинские перчатки.
– С вас 187 шекелей 20 агорот, – сказала кассирша Боре, и он протянул ей деньги. Женщина с роскошным звоном отомкнула кассу и отсчитала сдачу мелочью. Кивнув, покупатель ушел, забрав купленное добро голой по плечо смуглой по локоть от загара рукой. Солнце оставило следы на левой руке, которую он держал в машине на отвернутом стекле водительской двери.
К Боре должна была приехать подруга. Позвонила час назад и сообщила, что голодна как волчица, «сделай, котенок, милый, котлеток, умоляю, розовеньких, а?!». Боря после разговора, забыв все, тотчас ринулся в магазин, потому что раз она просила – то она, конечно, получила. Он ее обожал, эту смешливую добрую девицу с яркими глазами и послушными значительными чреслами, мог сделать для нее большие дела, большие, чем какие-то там куриные котлетки. Что котлетки?! Он мог ради нее совершить преступление против человечности, как пишут на вторых полосах газет. И не одно преступление.
Вот они, эти румяные котлетки из куриного фарша с мелко нарезанным бараньим жиром, замоченным в ледяной воде, и отжатым ломтем белого позавчерашнего хлеба, крошеной петрушки, двух яиц, луковицы на терке – и, пожалуй, это все – и были предметом девичьей страсти. Конечно, панировочные сухарики на тарелке, ну, и там, по мелочи. Был еще секрет: пол чайной ложки питьевой соды, но это на любителя. Иногда он добавлял большую ложку горчицы в фарш, но это когда были у него в гостях другие люди.
Посреди его гостиной с неразделенной кухней у дальней стены стоял камин из красного кирпича. Его сложил за один присест печник из Самарии, морщинистый араб, старый Борин знакомый. Восемь часов размеренной, сходной с математическими упражнениями работы, три часа подготовительных занятий. И вот вам камин на радость, только топи
