дорогих брендов. Но дело не в бренде. Рика не сомневалась: даже брусок самого обычного масла наверняка порадовал бы Кадзии Манако больше любых других гостинцев. Может, в следующий раз масло будет в наличии?
Покинув магазин, Рика доехала на такси до станции Аясэ и там села на линию Тиеда. На Хибии заглянула в туалет при станции и тщательно протерла лицо салфетками для снятия макияжа.
К зеркалу подошла молодая девушка, накрасила губы розовой помадой и улыбнулась самой себе перед уходом. На сердце почему-то потеплело, и Рика невольно проводила незнакомку взглядом.
Но у нее сейчас другая цель – стать незаметной. Она втерла в кожу толстый слой увлажняющего крема, сняла линзы и надела очки, а волосы убрала в хвостик. Теперь из зеркала на нее смотрела бледная нескладная высокая девица с совершенно невыразительной внешностью – и пол-то не сразу определишь. Рика удовлетворенно кивнула. Пойдет. Такой ее вид легко объяснить – вчера на работе была куча дел, и спала она не больше трех часов.
Конец рабочего дня еще не наступил, и на улицах Юракуте было довольно много людей, явно спешащих куда-то по делам. То тут, то там слышался суховатый кашель, лица многих скрывали медицинские маски. Рика напомнила себе, что стоит сделать ежегодную прививку от гриппа. Она поежилась: ледяной ветер обдувал щеки, отчего казалось, что кто-то водит по коже лезвием ножа.
В метро она на автомате пересела с линии Яманотэ на Кэйхин-Тохоку.
До Рики доходили слухи о журналистках, которые вступали в интимные отношения со своими информаторами, или «клиентами». Впрочем, возможно, это были всего лишь сплетни. Никто никогда не будет афишировать такие отношения, а чужие языки наболтают что угодно. Но в их профессии без «клиентов» действительно никуда. Это сложно – создать совершенно особый, размытый тип отношений… он даже описанию не поддается, и еще сложнее поддерживать эти отношения в формате, который не заставляет преступать собственные моральные принципы… Рика никогда не расспрашивала других журналисток, как им это удается. И удается ли? Она не стала бы утверждать, что никогда не применяла кокетство, общаясь с полицейскими или чиновниками, чтобы выведать больше информации. Но ей хорошо помнилось разочарование, которое она испытала, когда вдруг выяснилось, что одна известная журналистка, пример для нее, оказалась любовницей члена парламента и получала всю сенсационную информацию через постель. Это неприемлемо для нее, а для других, возможно, норма…
Нахмурившись, Рика шагала между высотных зданий, окрашенных закатным светом. Если бы Кадзии Манако была журналисткой, она не стала бы задаваться вопросами нравственности. Не потому ли Рика испытывала к ней легкое презрение, смешанное с толикой страха? На заседании суда Манако уверенно заявила, что ее тело бесценно, и нет ничего предосудительного в том, чтобы получать деньги за небывалое наслаждение, которое оно способно подарить. Разумеется, никто в зале суда не мог проверить, насколько правдивы ее громкие слова. Рика вспомнила девушку, которую видела у зеркала в уборной. Черты лица уже стерлись из
