в ее сторону. Крепдешин… Не слышал никогда…
Однозначно, смотрелся наряд очень красиво. Цвет – темный изумруд. Длина юбки – чуть выше колена. Платье исключительно подчёркивало и фигуру, и выразительные глаза Комаровой. Я даже не понял, в какой вообще момент начал применять к глазам Александры Сергеевны определение «выразительные».
На этом чудесное преображение не закончилось. Я вдруг понял, что волосы у Комаровой вовсе не серые, как казалось раньше. Они – золотистые, с рыжеватым отливом. И когда на них падает свет от огромной люстры, висящей в холле, на локонах словно блики появляются. В общем, осталось сказать, что брови у Комаровой соболиные и все, вызывайте дурку. Вот что я понял, в итоге.
Мало мне, наверное, прошлых проблем, связанных с Александрой Сергеевной и нашими взаимоотношениям. Без того существовало это странное, плохо поддающееся рациональному объяснению, влечение. А теперь еще, оказывается, Комарова просто усиленно строила из себя дурнушку. На самом деле она весьма привлекательна.
Подходить мы, естественно, друг к другу не стали. Александра Сергеевна первой отвернулась, прекратив пялиться на меня, а затем направилась в сторону зала. При этом я вдруг заметил, как сексуально она покачивает бёдрами. Тонкая ткань платья прилегала к…прости Господи… аж в жар бросило… к заднице Комаровой. Я, как дурачок, заворожённо наблюдал за движением ягодиц Александры Сергеевны. Они поочерёдно при шаге то поднимались, то опускались, и самое последнее, о чем думал в данную минуту, это о предстоящем спектакле, о погибшей Лиличке и о Маркове.
Потом случился второй этап охреневания. В холле появился Марков. Под ручку с Филатовой. Нет, мы конечно обсуждали, что в театр я отправлюсь к Лиличке, Комарова из любви к искусству, а Вадимка на свидание со спутницей. Вот такие у нас были легенды. Но, твою ж мать… Филатова?! Он издевается, что ли? Притащить с собой особу, которую мы, собственно говоря, планируем принести в жертву? Причем, сама Нина Ивановна выглядела не менее ошалевшей, чем я. Она, похоже, не ожидала от Маркова столь романтического поступка. Видимо, в театры он ее раньше не водил.
Потом Ниночка заметила меня и ошалела еще больше. Она даже пару раз споткнулась на ровном месте, пока Белобрысый торжественно вёл ее к зрительному залу. Филатова постоянно оглядывалась в мою сторону и с каждой секундой становилась все мрачнее. Точно стало понятно одно – для Нины Ивановны мое присутствие в театре является полной неожиданностью.
Я мысленно усмехнулся. Это она еще Комарову не видела. Вот, наверное, «обрадуется». О чем думал Вадимка, интересно? Он не может не знать, сколь сильна неприязнь между этими женщинами.
Однако я недооценил степень сарказма и иронии, которые оказались присущи Белобрысому. Он не просто притащил с собой Ниночку. Он все билеты приобрел на одном ряду. Места шли друг за другом. Поэтому, когда я в числе последних зрителей вошел
