в каменный пол упрямым дубом. Кто бы еще ослов вспоминал.
– Тогда извини. – Я сделала пару шагов и едва успела поймать рухнувшее прямо на меня тело валькирии.
Уй! Тяжеленная какая! Надеюсь, правильно рассчитала дозу эфира, сконцентрированную магией возле ее лица. А что? Рогатую формулу-многочлен я как живую вижу, составить ее из кубиков-атомов – дело доли секунды, потом запустить копирование, ограничить область распространения, чтобы ненароком всю комнату не залило и меня саму не вырубило… короче, «наркоз» готов.
Во мне все больше и больше крепла эта странная уверенность. Парня надо забрать себе. Возможно, что-то зацепило меня в его взгляде или манере себя держать. Какая-то инаковость. И пусть я видела всего лишь нескольких человек этого мира, пусть мы даже не встречались с невольным стриптизером глазами. Надо!
А может, мне просто его голая задница понравилась. Чем не повод, в конце концов? Я тетенька взрослая, а задница там – загляденье. Совать такое в смертельную зелень – кощунство.
Гугл-карты у меня не было. И в памяти Ортики обнаружился легкий топографический кретинизм. Но кое-как все же сориентировалась. Значит, до козла, потом направо, потом… ага. Ого!
С башни клетка казалась менее страшной, а дворик менее жарким и пыльным. А еще, когда я в последний раз выглядывала из окна, возле пленника не торчала Магнолия и не совала между прутьями какую-то ветку!
– Попробуй, как оно? – почти мурлыкала мелкая садистка, оглаживая своей зеленью приглянувшиеся мне тылы. – И учти, эти листья срезаны вчера, с них уже наполовину выветрился яд! Свежей будет больнее! Но если ты поцелуешь мою туфельку, я могу попросить папеньку тебя помиловать.
Парень, распятый поперек узилища, молча корчился и извивался, но не разжимал стиснутых челюстей и упрямо жмурился, чтобы не смотреть на мучительницу.
Вот поганка!
– Магнолия! Ты что творишь! Ему еще даже приговор не вынесли, а ты уже лезешь! – Звонкий подзатыльник нахалке прилетел раньше, чем я осознала, что делаю.
Пришлось задрать собственный подол, чтобы обернуть руку и выдернуть у девчонки ее ветку. Сама Магнолия защитилась толстой перчаткой, но отбирать ее было некогда. Обошлась юбкой.
– Ты? – Кажется, сестра даже не осознала, что сейчас произошло. – Ты вообще что?! Как посмела?!
– Так же, как и ты сейчас смеешь пренебрегать мнением главы рода, – быстро выкрутилась я, бросая стебель крапивы на землю и наступая на него туфелькой.
– Тьфу! Теперь ты решила к папе подлизываться! – «догадалась» паршивка.
– Брысь отсюда, если не хочешь, чтобы я рассказала, как ты учишься вышивать ритуальный узор на черном дворе. – Улыбочка у меня вышла ласковая-ласковая. Как у акулы. А потом в лицо несносной девчонке прилетел заряд одного милого запаха – я с помощью магии Ортики синтезировала струю скунса.
– Гадина! – по-детски взвизгнула сводная сестренка и побежала к дверям, на ходу обдавая меня тучей грязных брызг.
