может и наплевал на осторожность, наказав за глупость эту девку. Накрутил бы водопад черных волос на кулак, грубо сорвал бы с нее все брендовое белье, оставляя красные полосы на белой коже. Потом прижал к стене, выгнул бы ее гибкую спинку до предела…
Но не сейчас.
– И ничего умнее ты не придумала? Знаешь, что такое огурец? Ну или морковка? Тебе двадцать один год.
Акане надувает щеки, смотрит на меня с вызовом, шипит:
– Да за кого ты меня держишь?!
Саркастически закатываю глаза. Смотрю на время на настенных часах. Уже первый час. Если Акане уйдет сейчас, то тени точно заметят, что она где-то шлялась ночами.
– Останешься у меня до утра. Но лишать тебя девственности я не собираюсь.
Тысячу лет живи и столько же удивляйся человеческой глупости. Огурец, гниль подземная ее побрал. Руками значит себя натирать можно, а засунуть пальцы поглубже нет? Ненормальные фанатики.
Акане розовеет, ерзает на месте.
Спрашиваю:
– Почему твой отец все время называет меня сыном Кибы Рио? Это как-то связанно с той родственностью, о которой ты говорила?
Акане не сразу отвечает, мелькает бархатным частями своего идеально тела.
– Эмм… Киба Рио – двоюродный брат моего отца. Семья Киба – не такая как Мацуо, но тоже весьма влиятельна на востоке. Вот только твой отец смешал свою кровь с гайдзином – иностранкой. Поэтому был изгнан с позором из семьи и клана.
Вот это поворот. Но, судя по всему, замка мне все равно не достанется. Даже будь я хоть десять раз последним наследником – я грязнокровный. А значит просто мусор для семьи Джунсиначи.
– Получается мы с тобой…
Акане становится совсем пунцовой.
– Угу, Киба-кун, я твоя троюродная сестра.
Хм, вполне себе чужой человек по меркам отдаленной деревни Варгона.
– Вам можно спать со своими родственниками?
– Н… нет… Но… бывает… Не в этом… дело…
И мнется. Вот даже не знаю, умиляться это девичьей простоте или разочароваться глупостью? А ведь как дело доходит до всяких умных разговоров и интриг, то Акане становится совершенно другой. Как я и говорил, молодые аристократы часто в делах своих мастера, а в постели дети. А тут еще и клан фанатиков за чистоту крови.
– И почему ты говорила, что нам конец, если об этом узнают? Твой отец явно знает.
– Ну-у… Потому что ты…
Тук… Тук… Тук…
Я подпрыгиваю к Акане. Не церемонясь наваливаюсь на нее всем телом, прижимая спиной к кровати, зажимаю ей рот рукой, замираю, шепчу на ухо:
– Даже не дыши…
Чувствую приятную мягкость и теплоту. Ее формы, теплое, учащенное дыхание, и цветочный аромат.
Медленно поворачиваю голову. Тень за порогом в мою комнату сгущается.
Кто-то останавливается у двери. Кто-то… очень тихий. Настолько, что я слышу только его сердце.
Теперь
