сегодня значительно лучше.
Телеграмма Сьюарда, Лондон, Ван Хельсингу, Амстердам
5 сентября
Больной гораздо лучше. Хороший аппетит, спокойный сон. Весела. Румянец возвращается.
Телеграмма Сьюарда, Лондон, Ван Хельсингу, Амстердам
6 сентября
Ужасная перемена к худшему. Приезжай немедленно. Я не буду телеграфировать Холмвуду, пока не увижусь с тобой.
Глава десятая
Письмо доктора Сьюарда к Артуру Холмвуду
6 сентября
Дорогой мой Арчи! Мои сегодняшние новости не особенно хороши. Люси сегодня утром заметно осунулась. С одной стороны, это оказалось неплохо, а именно: испуганная видом Люси, миссис Вестерн обратилась ко мне за советом. Я воспользовался этим и сказал ей, что Ван Хельсинг, мой старый учитель, знаменитый диагност, как раз приезжает ко мне в гости, и что я в таком случае совместно с ним займусь здоровьем ее дочери. Так что теперь мы можем действовать свободно, не возбуждая подозрений, что при ее опасном положении могло бы закончиться катастрофой; а для больной Люси, это было бы гибельным. Если случится что-нибудь непредвиденное, я сейчас же напишу тебе, так что мое молчание прими как знак того, что все в порядке.
Вечно твой, Джон Сьюард.
Дневник доктора Сьюарда
7 сентября
Ван Хельсинг приехал опять. Прежде всего он спросил меня, сообщил ли я Артуру все симптомы болезни Люси. Я ответил отрицательно. Он одобрил мой поступок, затем предложил мне записывать весь дальнейший ход болезни самым тщательным образом, утверждая, что случай с Люси явится, может быть, одним из интереснейших в медицине всего мира. Но сообщить подробности он отказался, говоря, что ему самому не все ясно, и что он до сих пор не совсем уверен в диагнозе.
Иллюстрации для подарочного издания 1916 года.
Художник – Эдгар Альфред Холлоуэй.
– Идемте, – сказал он. – Вы молодой и, слава Богу, очень здоровый человек. Вы здоровее меня, здоровее моего друга Джона. Молодая мисс плоха, ей нужна кровь, иначе она умрет…
Когда мы пришли, миссис Вестерн тотчас же вышла нам навстречу. Она была встревожена, но не до такой степени, как я этого ожидал. Нас с Ван Хельсингом провели в комнату Люси. Если вчерашний вид ее меня потряс, то сегодняшний привел в ужас. Она была бледна, как призрак; краска сошла даже с губ и десен, щеки ввалились, а скулы сильно выдавались; мучительно было смотреть и слушать, с каким трудом она дышит. Люси лежала без движения и, по-видимому, была не в силах говорить, так что некоторое время мы все молчали. Затем мы осторожно вышли из комнаты. Как только за нами закрылась дверь, Ван Хельсинг быстро прошел по коридору до следующей двери, которая оказалась открытой. Мы вошли туда. Он лихорадочно закрыл дверь и воскликнул: «Боже мой, это
