надобности.
Да и само это место было… зябким? Неприятным.
– Границу чувствуете. – Панна Зузинская произнесла это едва ли не с сочувствием. – По первости тут всегда так… неудобственно. А после ничего, свыкнетесь, но, дорогая моя, прошу простить меня за вынужденный обман…
Ее голос ненадолго заглушил тонкий визг паровоза, заставивши Агафью Прокофьевну поморщиться.
– Тут недалеко шахты угольные, – пояснила она. – Вот и построили сортировочную станцию… задымили весь город.
Она раскрыла зонтик, под ним пытаясь спрятаться от вездесущей пыли.
– Но я не о том желала с вами побеседовать… видите ли, Дульсинея… меня очень беспокоит ваш кузен… он явно не желает, чтобы вы были счастливы!
Для пущего трагизму, видать, она всхлипнула и платочек достала, прижала к щеке.
– Думаете?
– Почти уверена! – Платочек переместился к другой щеке. – Сколько на своем веку я видела несчастных женщин, что оказались во власти жадной родни… волею судьбы вы стали его заложницей…
Она говорила так искренне, что Евдокии поневоле стало жаль себя.
Волею судьбы…
И вправду, заложницей, потому как без Себастьяна ей пути нет. Серые земли – не то место, где Евдокии будут рады. Стиснув кулаки крепко, так, что ногти впились в кожу, а боль отрезвила, Евдокия произнесла, глядя в мутные колдовкины очи:
– Вы же слышали, он потратил мое приданое…
– Ах, деточка, – Агафья Прокофьевна платочек убрала, но поморщилась, поскольку на белом батисте появилась уже характерная серовато-черная рябь, – и вы поверили? Душечка моя, он лгал, и лгал неумело… он забрал ваши деньги, полагая, будто бы вам и без них ладно…
Она вздохнула и погладила Евдокиину руку, утешая.
– Такое случается, но деньги не важны… в Приграничье обретаются люди небедные. Вот, подержите, – Агафья Прокофьевна сунула зонт, – одну минуточку… вот…
Из кожаной сумки ее, сколь успела заметить Евдокия, отнюдь не дешевой, появился пухлый альбом.
– Смотрите… это пан Мушинский… он туточки факторию держит, приторговывает помаленьку. Состоятельный господин и одинокий.
Пан Мушинский был носат, усат и в то же время лыс.
– А вот пан Гуржевский, он золотодобычей занимается, месяц как овдовел. А на руках – двое детишек. Слезно просил подыскать в супруги девушку приличную…
Следовало признать, что женихов в альбоме имелось множество, один другого краше, и о каждом панна Зузинская рассказывала со знанием, со страстью даже.
– Видите, – панна Зузинская захлопнула альбомчик, – столько одиноких людей, чье счастье вы могли бы составить.
Альбомчик исчез в сумке.
– Но у вас есть уже…
– Ах, бросьте. – Агафья Прокофьевна отмахнулась. –
