style="font-size:15px;"> – Чести лиш-а-а-ют…
– И имущества, – веско добавила Евдокия, руку в ридикюль сунув, но рука сия, уже нащупавшая перламутровую рукоять револьвера, была перехвачена.
– Не стоит, – шепотом произнес Себастьян.
– Почему?
– Потому, что имущества у нас не так и много… да и вообще, любопытно…
– Что любопытно?
Евдокии вовсе не было любопытно.
Вагон вдруг наполнился людьми вида самого что ни на есть разбойного, и князь-некромант пошатнулся, не устоял супротив пудового кулака. Евдокия лишь надеялась, что его не убили.
– Спокойно, граждане хорошие, – повторила девка, засовывая пистоль за пояс, стало быть, не видела в нем надобности. – Ведите себя правильно, и никто не пострадает…
Она прошлась по вагону, остановилась напротив панны Зузинской.
– Почти никто…
– Вот… берите… конечно, берите… – Панна Зузинская принялась стягивать перстни, один за другим, поспешно, будто опасаясь, что ожидание девице наскучит. – Все берите… от клиентов благодарных… живы да и ладно, и хорошо… и так их всех помнить буду… от мужа моего покойного свадебный подарок…
Она вполне естественно всхлипнула, только слезы ее девку не разжалобили.
– От мужа, значит? Бывает… ничего, скоро свидитесь.
Обещание прозвучало нехорошо. Себастьяну вообще крайне не нравилась эта ситуация.
Вагон стоял. Отцепили?
Похоже на то… и не просто отцепили, но сняли на другой путь, заброшенный… и вопрос – почему? Потому ли, что вагон был в сцепке последним? Или же по иной причине? Зачем такие сложности ради третьего класса, который выбирают априори люди бедные…
– Что стоишь? – Девка оказалась перед Себастьяном, и Сигизмундус, очнувшийся было, вновь предпочел самоустраниться. От девки веяло первобытною дикою силой, которая Сигизмундуса страшила.
– Очки не отдам! – тоненько взвизгнул вежливый Сигизмундус, сам не понимающий, чем ценен ему столь обыкновенный по сути своей предмет.
– Очки и не надо. Деньги давай…
Девка ткнула в лицо револьвером. Весьма невежливо с ее стороны, но действенно…
– Грабят… – Сигизмундус дрожащею рукой протянул кошель. Весьма потрепанный кошель, который и вид имел прежалкий. – Г-грабят…
И всхлипнул тоненько, что, впрочем, девицу нисколько не впечатлило. Подбросив кошель на ладони, она хмыкнула:
– Совсем меня за дуру держишь?
Вопрос свой, несомненно весьма важный, она подкрепила душевным пинком по голени, которого трепетная Сигизмундусова душа не выдержала.
Без души, следовало признать, с телом было управляться не в пример легче.
– Настоящие деньги давай…
– Уверяю вас, прекрасная панна, – не очень искренне сказал Себастьян и поморщился, до того жалким,
