бы переместиться к Никоновым мгновенно, но я решил устроить себе небольшую прогулку. Хотелось понаблюдать за людьми и машинами, увидеть в небе перелетных птиц и поглазеть на непрерывно меняющиеся облака.
Плыть над мегаполисом, воспринимать целостную картину бытия – это здорово. Осознавать свои возможности, стремиться к чему-то светлому, общаться с разумными существами… и быть чьим-то другом.
Разумеется, я осознавал, что не являюсь полноправным членом их семьи. Хотя бы по факту рождения. Но меня приняли и полюбили, так что впоследствии я имел честь наблюдать за десятками поколений этого могущественного клана. Я растил их детей, летал с ними к звездам, исследовал далекие миры. Я видел, как строилась Дверная Сеть.
Итак, я снизился над тихими пригородами – там, где заканчивались последние постройки нынешнего Стимбурга и начинались бескрайние поля, чередующиеся с лесными массивами. Изредка в эту красоту вписывались синие глаза озер и извилистые ленты рек. Кое-где виднелись крыши загородных особняков – они принадлежали семьям, исповедующим уход от механистической цивилизации. Странно об этом говорить на планете, любой житель которой волен открывать Двери и путешествовать по бесчисленным мирам Сети. Во всяком случае, теперь. Но это чужая философия, постулаты которой меня не интересуют.
Никоновы ждали моего прибытия на лужайке перед домом. Дети носились по траве, пинали мяч и смеялись. Отец с матерью отдыхали в шезлонгах у края бассейна, неспешно беседуя. А бабушка и дедушка, основатели клана, устроились в плетеных креслах на веранде. Эта идиллическая картинка навсегда врезалась в мою память. Впрочем, я не склонен что-либо забывать и всегда могу разархивировать понравившиеся образы.
Я сбросил высоту, вальяжно приблизился к владениям своих друзей и застыл в нескольких метрах над газоном. Они получили возможность рассмотреть мой корпус во всем великолепии. Беседа прервалась, и Антон Никонов восхищенно уставился на меня. Его жена, Медея, изучала гостя с некоторой отстраненностью – она всегда умела держать себя в руках.
А потом примчались дети.
– Папа, что это такое?
– Ничего себе.
– Какой огромный!
Старшего мальчика звали Крисом, и он уже успел пройти базовый школьный курс. Девочка в ситцевом платье, веснушчатая и улыбчивая, – это Саша. Шесть лет, ураган в голове. Трехлетний Богдан молча стоял, задрав голову, и улыбался. Тень падала на задумчивое лицо малыша, а в его руке был зажат сачок.
– Это корабль, да? Наш корабль?
– Сами спросите, – предложил отец.
Старики на веранде зашевелились, привлеченные всеобщей суматохой. Впрочем, их нельзя было назвать стариками в полном смысле этого слова. Визуально старшее поколение Никоновых выглядело на двадцать пять или тридцать. Практически ровесники своим отпрыскам. Столетние ровесники.
– Как тебя зовут? – спросила Саша.
Я извлек из анналов памяти свой серийный номер
