же пишет: у Леночки все в порядке.
– Какой еще Леночки? Никогда мы так ее не называли, Лялька и все.
– У нее там, во Франции, уже совершенно ум за разум зашел, небось и по-русски разговаривать разучилась.
– Ну, не знаю. – Рита еще раз перечитала письмо.
Конечно, Маринка всегда была взбалмошной и жила не по уму, как говорила тетя Люба, но не до такой же степени! Пишет про тряпки, про кольцо, а про ребенка ни слова. Нет, чтобы подробно рассказать – какой муж, где живет, чем занимается, как к Ляльке относится. Уж если все так хорошо, как она пишет, то почему бы не похвастаться, расписать все подробно? И в конце концов, для сына родного можно и ласковое слово найти. И матери написать, рука не отвалится, тем более что не рука, а компьютер. Хотя матери-то нет больше, а Маринка и не знает про это.
Адрес так и не прислала. Может, муж боится, что куча родственников из России припрется?
– Сережка, а в том, первом письме тоже обратного адреса не было?
Сережка молча вывалил перед Ритой ящик письменного стола на пол.
– Ищи сама!
В ящике был полный набор. Аудиокассеты, дискеты просто навалены, даже без надписей, начатая упаковка скотча, несколько пакетиков с презервативами, зачетка, вымазанная чем-то липким, подушечки жевательной резинки, сломанные часы и батарейки для плеера. На самом дне, среди бумажек с записанными телефонами каких-то Ир и Тань, лежал большой лист бумаги, расчерченный для записей при игре в преферанс. И только под ним Рита обнаружила отдельно лежащую фотографию. Маринка с дочкой на пляже. Лялька в кокетливом купальнике в синий горошек, волосики вьются колечками – видно, купалась, они всегда от влажности у нее завиваются. Маринка еще не загорелая. И волосы длинные по плечам распущены.
Рита перевернула фотографию. Маринкиным торопливым неразборчивым почерком было нацарапано:
«Серенька! Европа – это полный облом! А Франция – сказка про Красную Шапочку! Завтра едем знакомиться с будущим мужем. А пока загорали и купались. Живем в отеле, но завтра оттуда съезжаем пока не знаю куда. По-французски знаю два слова – «мерси» и «пардон». Можешь себе представить, этого хватает!
Целуем тебя крепко, солнышко!
Мама и Лялька».
И в самом низу едва поместился след маленького Лялькиного ротика, вымазанного Маринкиной помадой.
М-да-а. Коротко и бестолково, но совершенно по-Маринкиному.
Рита еще раз перечитала последнее письмо. А вот оно совершенно безликое, такое впечатление, что писал совсем другой человек. Но может, так кажется из-за равнодушных компьютерных строчек?
Она забрала оба снимка и письмо и ушла на кухню. Нашла в сумочке сигареты и прикурила от кухонной зажигалки. Валерий был очень недоволен, когда она курила, и теперь, ощутив невольный страх, Рита посмеялась сама над собой. Все, милая, больше никто не будет тебе ничего запрещать! Свободна и одинока! Можешь рассчитывать только на себя. Она заглянула в сумочку. Деньги, семьсот пятьдесят долларов, были на
