реки в задымленную раму вправляет, а птицылатают пиджак депутата – вытаскивать пули из тел —
задача для клюва понятная: хваткостью песенной вынуть
латунную гладкость истории, чуя железный сердечник,
его своенравную стать принимая как данность.
«Сквозь кожу сосут комары добровольное время…»
Сквозь кожу сосут комары добровольное время,
не в силах взлететь, кучевым тяжелея нутром:
«Кто небо засунул в тебя, комариный живот, не признал
в гудении звездную взвесь, распыленную в пронятый воздух…»
Для вдоха сырье разговором нащупано – вряд ли отпрянет, так что же
ты медлишь, рассвет, заплутал в обесцвеченных звеньях метафор —
конвойный грядет перекур, раздвигая границы дыханья;
легко улизнет с постамента крылатый укус, где хлопкóм
ладони прикрыто мгновенье… От пыли дыхательный путь
протерт умозрительной ветошью, взятой из книг
о днях комариной печали, о том, как свобода роится
и просит сравненья о мире.
«Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза…»
Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза,
они приживались во мхах, прирастая ко дням стебельковым:
в глазницах иссяк дословесный, понятный сомнению клейстер,
а может, его не бывало и вовсе; но лучше помедлить – рука офицера
запрячет в нагрудный карман тишину, песнопение сажи,
лесную прохладу, свивание гнезд, переставленный сумрак
(все двигали мебель, отсутствие света к столу приравняв) —
дыханье костра воспарит, обнимая всей жгучестью эту способность
распасться золой, прожигая согласье с легендой
сквозным ощущеньем: лишь это жилище укроет
пришедшую зиму от стужи – и нас навсегда сохранит
от вражьих рассказов, столь милых бессмертному сердцу.
«Понятье былой чистоты отменил человек…»
Понятье былой чистоты отменил человек,
лицом ударяя в черничник, размазав остатки небесной
воды по словам – и втирая свободу, как слезы, в дремучие щеки:
над ягодной лужей, над сплющенным воинством тьмы
качнутся неясные отсветы, вызрев своей высотой столбовой —
засолена истина на зиму, стынет в стекляшках фонарных,
а скушать нельзя, как в загадке-двустишье, невзрослые рты заполнявшем
округлостью света, рожденного нудным спиральным гуденьем
галактик, что заперты пользой внутри целевых и покорных предметов:
для терпкости слова – кусты трепетали, казались
запутанной вязью стремлений природных: застолье, ты – вечно,
где соткана скатерть усильем сердечным,
из нитей крапивных, каким не стрекать
замаянный голод.
«Придайте значение, люди, хоть беглой погоде облезлой…»
«Придайте значение, люди, хоть беглой погоде облезлой —
шерстинки
