Еще меньше помнятся замысловатые, вычурные, жутко смешные названия, которые Сергей придумывал для «композиций». Привожу сейчас эти названия из книги заботливо сохранившего их для потомства нашего питерского рок-архивариуса Андрея Бурлаки: «Индейско-цыганские медитации на западно-восточном диване», «Поединок Единорога со Змеем», «Десять полетов фавна над гнездом кукушки туда-сюда» и т. п. Нетрудно уловить постмодернистское двойное, а то и тройное дно, прозрачные намеки на популярные тогда в нашем сознании артефакты: «Западно-восточный диван» Гёте; «Послеполуденный отдых фавна» Дебюсси, но также и «Afternoon of a Georgia Faun» – вдохновленный Дебюсси альбом очень нами тогда любимого американского фриджазового саксофониста Мариона Брауна; и, наконец, попавший в наше поле зрения благодаря появлению видео культовый тогда фильм «Пролетая над гнездом кукушки».
Со временем каждое шоу стало предваряться становившимися все более пространными вербальными вступлениями. Я никогда не забуду одно из курехинских представлений в Доме ученых в Лесном, уже после разгона Клуба современной музыки. Был намечен сольный фортепианный концерт. На сцене рояль с открытой крышкой, перед роялем стул. Все камерно, чинно; в зале, в ожидании музыки, собралась заинтересованная публика. Курехин вышел на сцену и начал говорить. Он рассказывал что-то о своей психике, о том, что он насекомое, о мутациях в организме, о врожденном идиотизме и прочих захватывающих вещах, а затем перешел к изложению «либретто» того музыкального произведения, которое он намеревался исполнить. Увлеченно и без тени улыбки он разглагольствовал о турецких янычарах, которые на своих подводных лодках проникли в Петроград 17-го и вторглись там в военно-революционную интригу с английскими шпионами, Лениным, Троцким и прочими сюрреалистическими персонажами (те, кто видел фильм «Два капитана II» не могут не ощутить явного сюжетного родства). Обычно такая вступительная речь – наполовину подготовленная, наполовину импровизированная – продолжалась минут пять, после чего начинался ее не менее абсурдный музыкально-перформансный эквивалент. Тут же Курехин говорит свои пять минут, говорит десять, пятнадцать, двадцать… Проговорив так с полчаса и подведя рассказ к некоей завершающей точке, Сергей раскланялся и ушел со сцены, так и не прикоснувшись к роялю. Публика сидит как завороженная. Чисто вербальная «Поп-механика» – без единого музыкального звука, без единого костюма, декорации и в полном одиночестве. Концептуальный акт не хуже кейджевского «4:33».
Одно из таких выступлений – в понедельник 12 апреля 1982 года, на заключительном концерте третьего клубного фестиваля (в противовес проводимому Фейертагом по большей части мейнстримовскому фестивалю «Осенние ритмы» свой мы назвали «Весенние концерты нового джаза») – положило конец Клубу современной музыки. В принципе тучи над нами сгущались уже давно, и при всей старательной и умелой мимикрии под безобидное любительское объединение за два с половиной года по городу расползлось достаточное
