овку. Это меня ужасно расстроило. Был я по молодости лет крайне самоуверен и считал этот этап в своей карьере совершенно лишним. Сергей Иванович, директор заповедника – человек весьма деликатный и дипломатичный – терпеливо объяснил мне, что в моём профессионализме никто и не думал сомневаться, а стажировка нужна для того, чтобы я мог узнать нюансы работы конкретно нашего заповедника.
– Поймите, Слава, в каждом хозяйстве своя особинка есть, да не одна.
“Особинка” – забавное слово. Мне понравилось, и я кивнул.
– Вот и славно, – Сергей Иванович облегчённо вздохнул, – тем более что Вам очень повезло с наставником. Он наш самый старый, в хорошем смысле, и самый уважаемый егерь.
Наставником и был Васи́ль-Матве́в. Именно так его все называли. Так он и сам мне представился при встрече.
Лет Василь-Матвеву в то время было уже хорошо за шестьдесят, но глядя на высокого, стройного мужчину с лёгкой походкой, я с трудом в это верил. Видимо, и он лет своих не чувствовал, потому что на пенсию выходить не собирался, а продолжал бегать по лесу. Дело он своё знал досконально, и я вдохновенно принялся перенимать его опыт.
По закрепившейся ученической привычке я завёл специальную тетрадку, и первые дни таскался с ней по пятам за наставником, то и дело распахивая её, стоило ему открыть рот. Но, к моему разочарованию, Васи́ль-Матве́в оказался довольно скуп на слова, так что от науки тетрадка, прямо скажем, не пухла. Через неделю мой энтузиазм подувял, и вскоре я предстал перед ним с пустыми руками. Васи́ль-Матве́в эту перемену заметил.
– Тетрадку забыл? – спросил он, искоса оглядев меня.
– Нет, – буркнул я.
Наставник вопросительно поднял брови.
– Так а что писать-то?! Вы ведь ничего не говорите, – решил я излить своё недовольство, – я у Вас вторую неделю стажируюсь, а мы только и делаем, что кормушки чиним.
– А ты что хотел?
– Ну… – замялся я, пытаясь сформулировать свои ожидания, – опыт перенять.
– На. Перенимай, – Василь-Матвев сунул мне в руки ножовку. Мы с ним только что приехали к лосиным кормушкам и разгружали нашу “буханку”.
– Я не о том.
– А о чём?
– О нюансах.
– Чего? – не понял Василь-Матвев.
– Ну ведь есть же у нашего заповедника какие-то особинки? – напросилось забавное слово.
– М-м, – Василь-Матвев поджал губы и покивал, – вон ты о чём. Особинки есть.
На этом разговор и закончился.
В тот день мы, как всегда в полном молчании, чинили кормушки в своём обходе и так же молча в конце дня выдвинулись домой.
По пути нас захватил мощный ливень, и когда до асфальтовой дороги оставалось совсем немного, машина прочно увязла в грязи. Несколько минут я обречённо следил за тем, как мой наставник безуспешно пытается вырваться из густой жижи, и порядком приуныл. Толкать машину по колено в дорожной хляби мне, конечно же, не хотелось, как и брести на трассу в поисках помощи. Но хочешь не хочешь, а выбираться надо. И я уже было собрался наружу, как Василь-Матвев меня остановил жестом.
– Сам, – бросил он и полез через сидение в салон кузова.
Следующие пятнадцать минут я наблюдал, как он в плащ-палатке и болотных сапогах проворно орудует лебёдкой.
Когда дело было сделано, и мы снова двинулись в путь, Василь-Матвев, указав на меня пальцем, наставительно изрёк:
– Без лебёдки в лес не выезжать!
– Угу, – кивнул я.
– “Угу”, – передразнил меня Василь-Матвев. – Не “угу”, а пиши.
Я, не веря своим ушам, мигом достал из рюкзака свою тетрадку и замер в ожидании.
– Хотел писать – пиши, – хмуро повторил он. – Особинка первая.
Обрадованный тем, что меня наконец-то стали учить, я старательно записал. Василь-Матвев, чуть подумав, продолжил диктовать:
– Русальная неделя.
Моя рука было дёрнулась, но тут же замерла. Да он издевается?! Я закрыл тетрадь и с осуждением глянул на наставника, ожидая увидеть довольное от розыгрыша лицо. Но он и не думал смеяться, а совершенно невозмутимо вёл машину. Сбитый с толку, я всё же решил уточнить:
– Издеваетесь?
Василь-Матвев не ответил.
Я сунул в рюкзак тетрадку и отвернулся к окну.
Некоторое время мы продолжали молча ехать, как вдруг Василь-Матвев заговорил.
– Был у меня по молодости случай. Так же вот, после хорошего дождичка сел
