* *Переоделся князь довольно быстро. Во время этого действа Одоевский про себя вдоволь поудивлялся и потешился над тем, что носят потомки. Ему казались смешными джинсы, футболка, напоминающая нижнюю рубашку, и сандалеты, смахивающие на обувь итальянских лаццарони.
Наконец, экипировавшись должным образом, они вышли на улицу. Антон жил в центре города, на Гагаринской улице, называвшейся совсем недавно улицей Фурманова. Выйдя на набережную Кутузова, Антон и Александр попрощались с Кузнецовым и Сергеевым-младшим, и втроем пошли в сторону Летнего сада.
Одоевский удивлялся всему. Его изумлял поток диковинных механизмов – автомашин, – двигавшихся по набережной. Он удивленно и с трудно скрываемым осуждением поглядывал на наряды питерских дам, которые, радуясь теплой погоде, щеголяли в топиках и коротеньких шортах, открывавших соблазнительные животики и стройные ножки. Князь отчаянно краснел и старательно отводил взгляд от наиболее откровенно одетых прелестниц.
Пройдя по Фонтанке, наши друзья и Одоевский остановились у здания цирка Чинизелли, которое по явилось здесь лишь в 1877 году. До того на его месте находился цирк Турнера, который использовали в основном для театральных представлений. Князь полюбовался на фасад здания, украшенный лепниной и скульптурами.
Одоевский жадно расспрашивал Антона и Александра о том, как живут нынче люди, какие у них развлечения, верят ли они в Бога, и кто правит в России. Он был обрадован, узнав, что Петербург уже почти сто лет не является столицей России. Князь был по рождению москвичом, и хотя уже пятнадцать лет прожил в Петербурге, но так и остался горячим патриотом Первопрестольной.
На Аничковом мосту гость из прошлого долго любовался бронзовыми скульптурами юношей, укрощающих коней, работы барона Петра Клодта. В его время их еще не было. Одоевский не удержался и прошел по набережной Фонтанки до дома № 35, из которого они в 1840 году отправились во межвременное путешествие.
– Невероятно, – сказал князь, глядя на окна дома, из которых он смотрел на Фонтанку всего несколько часов назад. – Я ни за что бы не поверил в это, если бы не увидел собственными глазами.
У Гостиного двора Одоевский долго расспрашивал про толпу каких-то бесноватых молодых людей странной внешности и непонятного пола с радужными флагами в руках, которые призывали прохожих выступить в защиту «угнетенных геев, стонущих под пятой кровавого путинского режима». Антон объяснил Одоевскому, кто эти «протестуты» и чего они добиваются, стоя в пикете.
Услышав о гей-движении, князь впал в ступор. Он, конечно, слышал о содомитах, которые существовали и в его время. Но у него не укладывалось в голове, что они могут публично гордиться своим грехом и призывать нормальных людей присоединяться к ним.
В начале Невского проспекта на стене дома № 14 Одоевский увидел надпись, сохраненную с блокадных времен, о том, что «при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Князь попросил новых знакомых рассказать о том, что означает
