мой знакомый, – отрекомендовал меня Проскуров, – господин NN, временно исполняющий обязанности моего письмоводителя.
– Имел удовольствие слышать-с. Очень приятно-с. Отставной штабс-капитан Безрылов.
Безрылов поднес руку к козырьку и молодцевато щелкнул шпорами.
– Отлично-с. Теперь мы можем приступить к исследованию. Отделаем по-военному, живо, пока еще засветло. Эй, понятые, сюда!..
Караульные крестьяне приблизились к начальству и все вместе двинулись к мертвому телу. Первым подошел очень развязно Безрылов и сразу отдернул весь полог.
Мы все отшатнулись при виде открывшейся при этом картины. Вся грудь убитого представляла одну зияющую рану, прорезанную и истыканную в разных направлениях. Невольный ужас охватывал душу при виде этих следов исступленного зверства. Каждая рана была бы смертельна, но было очевидно, что большинство из них нанесены мертвому.
Даже господин Безрылов потерял всю свою развязность. Он стоял неподвижно, держа в руке конец полога. Его щеки побагровели, а концы усов угрожающе торчали, как два копья.
– Р-рак-ка-льи! – произнес он наконец и как-то глубоко вздохнул.
Быть может, в этом вздохе сказалось сожаление о том, что для господина Безрылова нет уже возврата с пути укрывательства и потачек.
Он тихо закрыл полог и обратился к Проскурову, который между тем уставился на него своими упорными глазами.
– Пожалуйста, – попросил заседатель, опуская глаза, – опишем при вскрытии, завтра… Теперь исследуем обстановку и перенесем тело в Б.
– А там произведем допрос арестованному по этому делу, – сказал Проскуров жестко.
Глаза Безрылова забегали, как два затравленных зверька.
– Арестованному? – переспросил он. – У вас есть уже и арестованный?.. Как же мне… как же я ничего не знал об этом?
Он был жалок, но тотчас же попытался оправиться. Кинув быстрый, враждебный взгляд на крестьян и на своего ямщика, он обратился опять к Проскурову:
– Вот и отлично-с. У вас дело кипит в руках… зам-мечательно…
VIII. «Иван тридцати восьми лет»
Около полуночи, отдохнув несколько и напившись чаю, чиновники приступили к следствию.
В довольно просторной комнате, за столом, уставленным письменными принадлежностями, поместился посередине Проскуров. Его несколько комичная подвижность исчезла; он стал серьезен и важен. Справа уселся Безрылов, успевший совершенно оправиться и вновь приобретший свою армейскую развязность. Во время короткого роздыха он умылся, нафабрил усы и взбил свои седоватые кудри. Вообще Безрылов стал бодр и великолепен. Похлебывая густой чай из стоявшего перед ним стакана, он посматривал на следователя с снисходительною улыбкой. Я уселся на другом конце стола.
– Прикажите ввести арестованного, – сказал Проскуров, подымая глаза от листа бумаги, на котором он быстро писал форму допроса. Безрылов кивнул только
