Каким был! – Он сделал паузу и ворчливо добавил в виде оправдания: – De mortius nil nisi bonum[1]. Но я в жизни не встречал человека с худшим характером, худшими манерами, худшим сердцем и более твердолобого упрямца.
– Сэр, он был не таким уж плохим, – возразил Джайлс.
– Не перебивай, – строго сказал мистер Каррингтон. И обратился к Ханнасайду: – Можете взять это письмо. Насколько я могу судить, вы производите впечатление разумного человека. Я не хочу втягивать в беду этого Мезурье, но еще больше не хочу вводить в заблуждение Скотленд-Ярд. Я не защищаю своего злобного юного племянника – хотя не знаю, почему называю его так, он мне не племянник – и слава богу! Однако насколько знаю его… Да, в чем дело?
Постучавший в дверь клерк вошел и сказал вполголоса:
– Мистера Джайлса, сэр.
– Да? – произнес Джайлс, повернувшись к нему. – Что-нибудь срочное?
– Пришел мистер Кеннет Верекер, сэр, и просит уделить ему несколько минут. Говорит, это очень важно.
– Скажите ему, что сейчас я занят, но, если он может подождать, я выслушаю его попозже.
Ханнасайд подался вперед и спросил:
– Не возражаете, если я поговорю с мистером Кеннетом Верекером?
Джайлс с отцом переглянулись. Чарлз Каррингтон лаконично сказал:
– Скажи мистеру Верекеру, что суперинтендант здесь и хочет увидеться с ним.
– Слушаюсь, сэр.
Клерк вышел.
Через две минуты вошел Кеннет в поношенных фланелевых серых брюках, рубашке с мягким воротничком, небрежно повязанном галстуке и старом твидовом пиджаке. На одну бровь спадал локон темных волос, в блестящих глазах отражались любопытство и настороженность.
– Привет, дядя! Привет, Джайлс! – беззаботно произнес он. – Где же похожий на барашка полицейский? Господи, не вижу среди вас никого, похожего на барашка! Опять Тони наврала! Кстати, я пришел к выводу, что мне следует отложить на будущее свои оправдания. Прочел вчера в «Ньюс оф уорлд», и мне это показалось хорошей идеей.
– Я хочу, – раздраженно сказал мистер Каррингтон, – чтобы ты не входил в мой кабинет с видом мазилы-художника из Челси!
– Почему? – с любопытством спросил Кеннет.
– Потому что мне это не нравится! – растерянно ответил мистер Каррингтон. – И не нравится этот женский галстук!
– Если на то пошло, мне не нравится ваш, – заговорил Кеннет. – По-моему, он отвратительный, но я не сказал бы этого, не заговори вы о моем, так как признаю права личности. Но, собственно говоря, я здесь в определенном смысле по поводу своей одежды. – Он повернулся к Ханнасайду и учтиво сказал: – Не возражаете, если я для начала изложу свое дело?
– Нисколько, – ответил Ханнасайд, не упускавший, несмотря на свой равнодушный вид, ни одного жеста, ни единой модуляции голоса. – Если хотите поговорить с мистером Каррингтоном наедине, я могу подождать
О мертвых ничего, кроме хорошего (
