у меня возникла идея применить экспериментальный метод к высшим психологическим образованиям, вначале к памяти. Долгое время я проводил с этой целью эксперименты, не найдя, конечно, подходящего для этого средства – методически сформированных рядов слогов, вместо которых я использовал числа. Таким образом, я самостоятельно обнаружил некоторые закономерности в отношении объема памяти, предпочтение первых и последних членов, выгодное распределение повторений и т. п. Однако когда в 1885 году появилась новаторская книга Эббингауза о памяти, в которой с помощью всех средств методической техники были получены результаты, далеко выходящие за эти рамки, я был обескуражен и отказался от своих планов. Исследования психологии мышления, начатые в то время с обычных «кабинетных экспериментов», также были оставлены, и план истории психологии ассоциаций также не был реализован. Но даже несмотря на то, что меня больше привлекали другие задачи, я воздерживался от самостоятельных психологических исследований и вынужден был довольствоваться в основном наблюдением за их ходом, я не потерял к ним интереса. Напротив, я продолжал заниматься им и позже: основал скромный психологический институт в Страсбурге, который впоследствии оставил Г. Штеррингу, когда тот получил назначение, написал педагогико-психологический трактат о восприятии и мышлении (1913) и время от времени писал короткие эссе по психологии и юношеским исследованиям. Как бы я ни отворачивался от психологического смешения биологического развития с логической, эпистемологической и ценностно-этической обоснованностью содержания, которое естественным образом было связано с расцветом психологических исследований, я убежден в важности психологии на своем месте, не только как особой дисциплины наряду с философией, но и как основной философской науки как таковой. Психология и философия остаются для меня неразделимыми. – Следует также упомянуть о логике, которую я напечатал для своей аудитории в 1890 году и в которой я стремился, в частности, реализовать аспект методологии, например, связать силлогистические формы с различными мыслительными задачами.
Однако в первую очередь моя работа по-прежнему была направлена на философские и исторические исследования. Не то чтобы сама философия растворилась для меня в истории. Но, с другой стороны, история ни в коем случае не существовала для меня исключительно ради системы, будь то для того, чтобы просто предоставить ей материал для развития возможных взглядов на тот или иной вопрос, будь то для того, чтобы насильственно сформировать ее как путь к целям, которые должна достичь собственная система. Скорее, она имела для меня ценность как историческое развитие человеческого духа, в котором, как и во всем живом, прошлое остается имманентным настоящему и абсолютный разрыв с прошлым не может быть осуществлен без нарушения непрерывности жизни. Эволюция, а не ниспровержение, была моей программой
