этими интеллектуальными традициями, способны продуктивно черпать идеи из обеих. Они одинаково легко обращаются и с факторами формирования материального пространства в политэкономических марксистских подходах, и с историческими описаниями антропогенной среды, и с живым опытом отдельных людей, порождающим связанные с местом смыслы. Разумеется, исследование пространства и места – задача не из простых, к тому же она усложняется сохраняющимися разногласиями относительно того, какое из этих двух понятий – пространство или место – является приоритетным и какова природа их отношений. Тем не менее этнографы обладают уникальным и особенно полезным преимуществом – привязкой к полевой работе. Без эмпирического «заземления» в пространстве и правда легко потеряться или остаться с чемоданом без ручки. Поэтому цель моей книги заключается в том, чтобы продемонстрировать, каким образом этнографические исследования и методология уже использовались для понимания пространства и места, а также доказать, что этнография обеспечивает уникальный и ценный подход к такому междисциплинарному предприятию, как изучение пространства и места.
Пространство как вместилище культуры являлось значимым понятием уже для первых представителей научной этнографии, оставивших описания антропогенной среды, например для Льюиса Генри Моргана и его работы «Дома и домашняя жизнь американских туземцев» (Morgan 1881 / Морган 1934). Исследования пространственных форм и моделей расселения также включались в сравнительные описания материальной культуры в качестве одного из элементов кросс-культурных исследовательских проектов наподобие работы Джорджа Мердока «Этнографический атлас: краткое изложение» (Murdock 1967). Архитектура коренных народов, пространственная организация деревень, планировка жилья – все это в качестве манифестаций культуры относилось к комплексу материальных особенностей, которые делают возможной адаптацию к физической среде (Rapoport 1969).
Кроме того, пространство выступало частью этнографических оснований антропологии и социологии в работах Эмиля Дюркгейма (Durkheim 1965 / Дюркгейм 2018) и Марселя Мосса (Mauss and Beauchat 1979 [1906]), которые считали искусственную среду неотъемлемой частью социальной жизни (Lawrence and Low 1990). «Этнография спасения»6 Франца Боаса (Boas 1964 [1888]) и таких его учеников, как Лесли Спайер (Spier 1933) и Альфред Крёбер (Kroeber 1939), содержала масштабное документирование использования и значения пространственных отношений. Эти пространственные описания рассматривались в качестве фона для повседневных занятий, предоставляющего данные для теорий историко-культурных областей (culture-area theories), где различные характеристики культуры связывались при помощи символизма, географических локусов и маршрутов миграции.
Одна из причин исходных сомнений некоторых современных этнографов относительно использования пространственного концептуального аппарата заключалась в предполагаемой индексальной зависимости (indexicality)7 между людьми и местом,
Работы Франца Боаса (1858–1942) и его последователей получили название этнографии спасения, поскольку зачастую они были посвящены культурам, находившимся на грани исчезновения, – например, коренных народов Америки. –
Понятие индексальности относится к классификации знаков у основателей американской семиотики Чарльза Сандерса Пирса и Чарльза Морриса, которые выделяли такой тип знаков, как индексы. В частности, Моррис относил к индексальным такие знаки, которые указывают на некий уникальный, единственный в своем роде объект. –
