большое полотно с преобладанием оранжевого цвета, висевшее на стене неподалеку от каменного Энкиду. Только теперь я сообразил, что впечатляющая центральная фигура на картине изображала индуистского бога.
– Из-за этой картины выставку попытались запретить свихнувшиеся религиозные фанатики из крайне правых – они называют себя «Копьем кармы» и выступают в роли полиции нравов. Но мы связались с отцом Таджа – он известный адвокат и лично знаком с главным министром[14]. И он добился постановления суда, разрешающего выставку.
– Кто написал ту картину?
– Я, – сказал Риш. – А что?
– Мне интересно, что побудило вас изобразить бога.
– Вы полагаете, есть вещи, которые изображать не следует?
– Просто хотелось бы знать, что подтолкнуло вас к выбору сюжета.
– Я сделал это ради свободы самовыражения, – сказал Риш.
– Viva la revolución![15] – промурлыкала Анушка, которая к тому времени уже пристроилась рядом с Ришем, полулежа у него на коленях.
– Свободы для кого? – уточнил я. – Для вас или для них?
– Вы про «Копье кармы»? – Розанна фыркнула. – Да они все сраные фашистские ублюдки! Ничтожные твари. Маргиналы. Никто не принимает их всерьез.
– Бывает так, что маргиналы захватывают центр, который слишком долго их унижал или игнорировал.
– Как это? – встрепенулась Розанна.
– Да, такое возможно, Лин, – согласился Риш. – Эти люди способны на самые дикие выходки, и они это доказали. Но они активны по большей части в провинциальных городках и деревнях. Избить священника, спалить какую-нибудь церковь – это их стиль. Но у них нет широкой поддержки среди жителей Бомбея.
– Долбаные бесноватые фанатики! – злобно выкрикнул молодой бородач в розовой рубахе. – Это самые тупые люди на свете!
– Вряд ли вы можете это утверждать, – спокойно заметил я.
– Но я только что это сказал! – взвился молодой человек. – Какого хрена ты тут гонишь? Я это сказал – значит я могу так утверждать.
– Извини, я не вполне ясно выразился. Я в том смысле, что такое утверждение не будет обоснованным. Конечно, ты можешь это утверждать. Ты можешь утверждать, что луна – это одна из праздничных декораций, оставшаяся на небе после Дивали[16], но обоснованным это утверждение назвать нельзя. Точно так же у тебя нет оснований считать тупицами всех, кто не разделяет твою точку зрения.
– Тогда кто они, по-вашему? – спросил Риш.
– Полагаю, вы лучше меня знаете этих людей и их образ мыслей.
– Но я хотел бы услышать ваше мнение.
– Что ж, я думаю, они благочестивы. И это благочестие самого ревностного толка. Думаю, они любят бога столь пылко и преданно, что когда видят его изображаемым без должного почтения, то воспринимают это как оскорбление их личной веры.
– То есть
Да здравствует революция!
