о двух персонахв воздухе так четко нарисован
Молодой Растрелли стоить начал
Пожилой весь план переиначил
Жизнь прошла – и в этом промежутке
пугалом глядит необитаем…
Только мы как не своем рассудке
с криком над руинами летаем
(карканье духов)
СТИХИ ДЛЯ ПЕРСТНЯ
(1979–1980)
Поскольку все, что в мире существует, Уйдет, исчезнет, а куда – Бог весть, Всё сущее, считай, не существует, А всё несуществующее есть.
ГОЛОС
В труху истерлось, в пыль смололось…
И лишь один в пустом дому
Живет чужой и страшный Голос.
Прислушиваюсь я к нему.
Сам по себе я был еще с утра:
Мне завтракалось, думалось, читалось.
Я весь разъят! Я – пепел! Я – дыра
Орущая!.. Просвечивает хаос…
Язык, печенка, селезенка —
Я вынут весь, один костяк.
Сквозь эту ветошь ярче солнца
О, Господи! сверкаешь как!
КУВШИН
Кусок ноздреватого серого хлеба
И глиняный – черный от света – кувшин
И небо, оно помещается слева,
А мы – перед э т и м. И мы не спешим.
Земля и море – облака —
В огромном глиняном сосуде…
Бегут машины, ходят люди.
И зреет персик – мысль о Божьем Чуде.
Твое вино давно смешалось с морем.
Но вот со дна берут тебя, несут…
Я, как и ты, кувшин, пустой сосуд.
Мы оба пятен времени не смоем.
ХРАМ
Загажен пол. Верстак, малярный хлам,
Яйцо, бутылка… Свет ложится скупо.
А там вверху – и день и шорох там —
Там весь из крыльев дышит купол.
Я был разграблен. Был товарным складом.
Я был сортиром, холодом и смрадом.
Но даже взорван будучи, тем самым
Не перестану быть Звездой и Храмом.
Кто строить самого себя привык
Тот знает План и Дисциплину.
А Время так упорно месит глину.
Что даже глину превращает в Лик.
РИСУНКИ
Илье Кабакову
Не мотыльком, не завитком —
Изображу Тебя квадратом,
Салфеткою, воротничком,
Где чист до хруста каждый атом.
– Что это?
– Синусоида.
– А кто это?
– Скорей всего, животное какое-то.
Точка. Тут, где поставил, стой.
Нет, она вырастает, катится…
Ах, всего засрала каракатица
Не чернилами – грязью густой!
А жизнь – такая скользкая тварюга:
Все б выплеснуться, выпрыгнуть, уйти…
Но кроме смерти, видно, нет пути
Сознанию
