мне.
– Ты это уже говорил.
Я сделал глубокий вдох, заставив воздух наполнить мои легкие.
– Она моя, и она часть меня. Поэтому – да, она многое для меня значит, но то, что я чувствую к ней, не меняет ничего здесь, с вами. – Я встретился с ним глазами и, не моргнув, выдержал его взгляд. – Я поддерживаю то, чем вы здесь занимаетесь.
– То есть меня? – Он хихикнул. – Поддерживать нужно не меня. Я просто… рабочая пчела, как и ты.
Тем лучше.
– Ты все еще ее любишь? – спросил он, меняя тему. – Все еще хочешь ее?
Роланд спрашивал, остались ли у меня какие-то человеческие эмоции после их прибытия, или я был так же подключен к улью, как и все они.
– Я хочу ее.
– Физически?
У меня зверски болела челюсть. Я поднял и опустил подбородок.
– А ты хочешь большего?
Я аккуратно подбирал слова.
– То, чего я хочу, это дом, где моя семья была бы в безопасности, и только мы можем об этом позаботиться. Наши потребности стоят на первом месте.
Роланд склонил голову набок, не отрывая взгляда от моего лица.
– Безусловно. И скоро у тебя будет этот безопасный дом для твоей семьи. Половина работы уже проделана.
Я хотел спросить, что он имеет в виду под половиной работы – пока что я видел только череду отвратительных убийств.
Напряженное молчание повисло между нами, а потом Роланд махнул рукой в сторону двери.
– Делай то, что тебе необходимо, но, пожалуйста, не швыряй никуда Сади. Она может быть кое в чем полезна – и, возможно, уже сегодня.
Дареному коню в зубы не смотрят. Я повернулся и направился к двери.
– О, Дэймон, чуть не забыл.
Проклятье. Я остановился и повернулся к нему.
На лице его была чертова улыбка, та же самая улыбка, с которой он обращался к публике несколькими часами раньше, выступив с местными новостями. Когда он втирал городу – или тем, кто еще в нем остался, – что все будет в порядке, что человечество победит и еще кучу дерьмового вранья, которое у него каким-то образом звучало убедительно.
– Не заставляй меня сожалеть о том, что я не задул свечу твоей жизни во время чистки, потому что если ты предаайе, – сказал он, время от времени переходя на наш родной язык, – тебе придется бояться уже не меня, а главаайе. И тогда мало того, что ты потеряешь свою семью, но и эта малышка умрет крайне медленной и крайне мучительной смертью, и ее ужас будет последним, что ты сам увидишь. Понимаайе?
С вытянутой, как струна, спиной, я снова кивнул.
– Я не предатель, и я держу ответ только перед нашим главой. Я понимаю.
– Хорошо. – Роланд поднял руку, и пульт управления, оторвавшись от стола, прилетел прямо ему в руку. – Помни. Нельзя швырять Сади.
Временно отпущенный с предупреждением, которое могло мне выйти боком, я вышел из офиса и едва не врезался прямо в сестру.
Она схватила меня за руку, и ее пальцы впились мне в кожу.
– О
