Гришка, подпираясь в бока кулаками и страшно хмуря брови.
– Вишь… как же… разбойники! – проговорила девочка, ободренная смехом Ванюши.
– Вестимо, разбойники!
– Да ты отколе? – продолжал расспрашивать Ваня.
– А с озера, чай! – отвечала девочка.
– С какого озера?
– А вам зачем? С озера…
– Постой, Ванюша: я вот ее… Она у меня скажет! – произнес Гришка, делая шаг к девочке.
– Тронь только! – вскрикнула она, схватывая ветку и становясь в оборонительное положение. – У меня тут вот тятька за кустами: он те даст!
– А кто твой тятька? – спросил Гришка, озираясь на стороны.
– А дядя Кондратий, чай, – вот кто!
– Эвона! Ведь мы его знаем!
– Да вы отколь? – бойко спросила девочка.
– А мы с речки: мы рыбаки!
– Уж и рыбаки! – возразила девочка, сомнительно посматривая на мальчиков.
– Не веришь?
– Нет, вы мальчишки: рыбаки-то, я чай, с бородами.
– А рази у всех бороды-то?
– У всех, – лаконически отвечала девочка, нагибаясь и принимаясь подбирать валежник.
– Ты говоришь, тятька твой близко, – произнес Ванюша, – что ж его не слыхать?
– А он вот там, за кустами.
Действительно, неподалеку послышался стук топора.
– Дуня! – проговорил вслед за тем протяжный, спокойный голос. – С кем это ты там калякаешь?
Девочка подняла ветви, положила их на плечо и, не взглянув даже на мальчиков, побежала в ту сторону, откуда раздался голос.
Гришка и Ваня последовали за нею, и вскоре все трое очутились у опушки кустов, где начинался уже луг, сначала желтый, редкий, перемешанный с песком, но постепенно зеленеющий и убегающий в необозримую даль, задернутую переливающимися струями раскаленного воздуха.
Тут, под синеватою тенью раскидистых ив, сидел старик лет шестидесяти. Его белые как снег волосы, волною ниспадавшие до плеч, придавали ему вид самый почтенный, патриархальный, чему немало также способствовало выражение неизъяснимого спокойствия, кротости и добродушия, разлитое во всех чертах его. Его обнаженный лоб, виски и щеки усеяны были теми мелкими, тоненькими морщинками, которые даются только тихою, спокойною жизнию. Жизнь старика отражалась, впрочем, еще яснее в светло-голубых глазах его, смотревших с какою-то детскою простотою. Это был дедушка Кондратий, озерский рыбак и отец Дуни. Подле него лежала с одной стороны начатая верша, с другой – ворох красноватых прутьев лозняка.
– Э-э! Так вот это ты с кем калякала! То-то, слышу я: та, та, та… Отколь вы, молодцы? Как сюда попали? – сказал старик, потряхивая волосами и с улыбкою поглядывая на мальчиков.
Мальчики, перебивая друг дружку, рассказали повесть первых своих неудач на мореходном поприще; оба просили дедушку перевезти их на ту сторону.
– Перевезти-то я вас перевезу, а только в
