как следует рассмотрели их. В глазах мужчины сквозили пустота и бессилие. Облик женщины был полон отчаяния и мольбы. Но оба молчали, зная, что не дождутся ни справедливости, ни милосердия. Что просьбами лишь раззадорят толпу. Знали, потому что сами не раз стояли на подобных сборищах, только не на помосте, а внизу.
Тем временем, вторая ведьма подошла сзади и вспорола одежду на пленниках длинным острым кинжалом. От ледяного прикосновения Ора вздрогнула, а Нигай остался неподвижен. Грубыми дергающими движениями фурия стянула тряпки с тел мужчины и женщины. Их худые некрасивые тела предстали на обозрение толпы и хохот ледяного ветра. Часть одеяний была из Приюта приверженцев, ведь их дочь семь лет училась там. Судя по виду печник и его жена относились к середнячкам. Теперь им долго придется заслуживать право носить Приютскую одежду.
– Ора и Нигай отринули путь Темной звезды! – заявила первая ведьма.
Ора в ужасе обернулась на нее. Их с мужем не посвятили в суть обвинения, но она и предположить не могла, что провинились они так серьезно.
– Первая ведьма Зидаля приговаривает их к сотне палок каждому! – продолжила обвинительница.
Ноги перестали держать Ору, но упасть ей не дала фурия, что стояла позади. Ведьма подхватила жену печника за волосы и дернула завопившую женщину вверх. Начав кричать, Ора так и не смогла остановиться. Она кричала и вырывалась, пока ее тащили к столбу, пока ее привязывали за кисти и колени. Ора плакала в голос, проклиная свою судьбу, не замечая волнения толпы, не замечая одеревенения мужа. Она кричала, когда первая палка прошлась по ее костлявой спине, и продолжала кричать на десятой палке, когда ее спина уже покрылась красными полосами рубцов. Вскоре ее крики затихли и люди в первых рядах отчетливо расслышали хлюпающие звуки, с которыми палка погружалась в разодранную плоть.
Когда представление окончилось, на помосте остались безжизненные окровавленные тела, привязанные к пыточным столбам. Правосудие ведьм оказалось скорым – когда они закончили едва стало смеркаться. Народ потихоньку расходился. Никто не сделал и шага, чтобы помочь несчастным. Никто не хотел быть причастным к подобному обвинению. Площадь пустела столь же дисциплинированно, как и заполнялась до этого. Горожане стремились поскорее оказаться под защитой своих домов, в тепле и уюте, чтобы, может быть, в кругу семьи обсудить проступок печника и его жены, а может быть смолчать о нем, чтобы не накликать беду.
И лишь в дальнем конце площади в сгущающихся сумерках можно было различить фигуру человека, который вроде бы никуда не торопился. Высокий сухощавый парень прислонился к стене дома в проулке и не мигая смотрел вперед. Он видел все от начала и до конца, и его взгляд казался каменным. Его одежда состояла из куртки и штанов, на спине он нес котомку. Этот парень явно не принадлежал к зидальцам, и уж подавно он не носил одеяния из Приюта.
Наконец, окончательно стемнело и незнакомец растворился в переплетении улиц и переулков.
Его звали
