style="font-size:15px;"> – Как зовут тебя на вашем языке? – вдруг спросил Бутков.
Юноша нехотя ответил:
– Сурым.
Устин, только что опрокинувший в себя содержимое очередной чарки, глубокомысленно изрек:
– Серым, говоришь? Серым, стало быть, Волком, – и он засмеялся, единственный, над собственной прибауткой, как это было у него в обычае.
Волк заметил, что «Васька», немой, смотрит на него неотрывно. На лице несчастного чудака, чьи длинные космы давно не знали гребня, а зипун помнил лучшие времена, появилось непривычное выражение. То было выражение тихой печали и горечи от утраты.
– Дивлюсь я на тебя, – произнес Михаил. – В русском платье ты на нашего парня похож…
Это была правда. В казацкой дружине Волк ничем не выделялся бы, кроме слегка раскосых глаз – разве что не по возрасту серьезной, даже благородной манерой держаться. Глядя на его тонкие черты лица, гордо зыркавшие исподлобья карие глаза, Бутков подумал, что он куда больше походит на татарского мурзу, чем на низеньких и коренастых самоедов.
– Не по-нашенскому только он от вина воротит нос, – заговорил Устин. – Михайла-то понятно: в чернецы собрался, блюдет себя строже, чем боярская дочь. А парень отчего боится чарочки? Нутром слабоват, что ли?
Бутков сделал ему знак рукой – мол, угомонись, – но раскрасневшийся от выпитого Устин не унимался.
– Ты сказал – под судом-де оказался потому, что служилого одного пырнул. Кажешь, не насмерть. А убивал ты когда-нибудь? Человека, не зверя. Убивал?..
Устин поднялся с места, приблизился к Волку вплотную, лез своим лицом ему в лицо.
– А с девкой ты был хоть раз? Трогал девку, кроме мамки своей?
Лицо Волка исказилось яростью. В душе парня столкнулись две страшные силы: воля стремилась не допустить кровопролития из-за слов ничтожного человека, а с ней боролось желание вцепиться в обидчика, ранить его железом, кулаками, зубами. У Буткова запоздало мелькнула мысль: дурное сейчас случится, надо их разнять, пока не поздно…
Но тут произошло то, чего не ожидал никто. Немой, всегда тихий и смирный, погруженный в никому не ведомые раздумья, вдруг издал громкое, дико прозвучавшее мычание. Вскочив на ноги, он метнулся к Устину и неловко, но мощно толкнул его в грудь. Тот упал наземь, как подрубленное деревце.
Михаил сообразил сразу, что сейчас есть возможность избежать худшего продолжения дел. Он подошел к подвыпившему Устину и помог ему встать, говоря:
– Ну-ка, отведу тебя почивать. Довольно уж ты сегодня потчевался.
Удивленный случившимся, Устин не спорил и позволил увести себя. Михаил потащил его прочь, поддерживая под руку. Последний раз оглянувшись на компанию у костра, Устин пробормотал:
– Тихо пойдешь – далече дойдешь… – И те двое ушли.
Пораженные Волк и Бутков наблюдали, как немой снова сел и принялся доедать жареное мясо, причем с большим
