поблагодарить вас за ваше приятное общество и пожелать вам всего лучшего, – сказал он, крепко пожимая мою руку. – Уверяю вас, что в моем доме останется о вас самое лучшее воспоминание.
– Простите, мистер Спайль, – но у меня есть маленькие счеты с мистрис Спайль… Я хотел бы просить вас передать ей…
– За обеды? Ну нет, я не возьму этого на себя. Вы можете прислать ей по почте.
Мы еще раз крепко пожали друг другу руки и расстались. Какой, однако, досадный конец там мило начавшейся истории! И случилось это именно в тот день, когда мисс Эмили особенно нравилась мне.
Без сомнения, если бы я вздумал сделать ей серьезное предложение и для этого приехал в коттедж Спайлей, то меня оттуда не выгнали бы… И если бы не случился этот преждевременный поцелуй, может быть, это едва начавшееся чувство разгорелось бы в настоящее, и… кто может знать, чем это кончилось бы.
Недели две пришлось еще мне просидеть в Лондоне. На завод я больше не ездил. Мне не хотелось встречаться в вагоне с мистером Спайлем и тем ставить его в затруднительное положение. Наконец я узнал, что дело, из-за которого я сидел в Лондоне, через неделю будет благополучно разрешено. Я стал готовиться к отъезду.
И в это время я получил письмо такого содержания: «Надеюсь, что вы никогда не будете дурного мнения о моих намерениях? Я хотела бы это знать. Э. С.», – и затем было указано одно из почтовых отделений Лондона. Я тотчас же ответил: «Вы можете быть совершенно уверены в этом, как и в том, что я на всю жизнь сохраню милое воспоминание о вас и о нашем братском поцелуе».
Я уехал в Россию. С мисс Эмили мы никогда больше не встречались.
М. Львова
Рубашка
Весна. Снег почти стаял. Земля чернеет и какой-то особенный свежий сырой запах говорит о весне. Мы все собрались у бабушки и усердно работаем: шьем рубашки бедным. Мама с няней кроят, бабушка сметывает рубашки, Наташенька быстро стачивает их на машинке, тетя Маша подрубает на руках, Вера обметывает петли и пришивает пуговицы. Даже крошки Коля и Машенька помогают: обрезают нитки и вдевают их в иголки.
– А ты расскажи нам, бабушка, – просит старший внук Николай, – почему у нас перед Пасхой шьют всегда мужские рубашки?»
– По завещанию моей бабушки, дружок мой… Это было давно – еще до революции. Моя бабушка, Надежда Сергеевна, проводила Великий Пост в строгом воздержании, молитве и в работе на бедных. Она сама и все домашние женщины и девушки шили одежды бедным: платья, сарафаны, рубашки. Все это складывалось и раздавалось на Страстной неделе нуждающимся, чтобы они имели возможность сходить к заутрене в новом чистом одеянии. Рубашки тогда шились не из ситца, как мы делаем теперь, а из белого домотканого холста, и сшивалось этих рубашек великое множество. Однажды, за год или за два до кончины, Надежда Сергеевна на Страстной неделе раздала все сшитые вещи бедным, и у нее осталась одна рубашка. С этой рубашкой происходило что-то странное: она несколько раз возвращалась к бабушке обратно. Один нищий уехал из
