чемоданы там какие-то разбирать.
Петр Петрович явился обратно, катя перед собой тачку. Позади него шагал тот самый брюнет с крыльца.
– Вот эту коняшку, Борь, нам надо перегрузить на тачку, – деловито сказал Петр Петрович, показывая на человека-зебру. – Поможешь?
Борис хмуро взглянул сначала на Зебру, потом на меня. Захотелось поежиться. Я отвела взгляд, сделав вид, что не имею к Зебре никакого отношения. Вздохнув, Борис сгреб человека-зебру в охапку и перевалил на тачку. Та жалостно скрипнула.
– Спасибо! – радостно сказал Петр Петрович и стал толкать тачку к калитке, но почти сразу остановился. Почесав темечко, спросил: – А это не страшно, что у него голова так сильно бултыхается? Может, его покомпактней как-то сложить?
Мы с Борисом вместе ринулись к тачке и врезались друг в друга.
– Совсем не смотришь, куда летишь? – сердито спросил Борис, потирая ударенный о мою голову подбородок.
Я не стала отвечать, попыталась сгруппировать почти бездыханное тело Митьки в тачке. Борис грубо схватил меня за плечи и отодвинул в сторону, стал вертеть человека-зебру самостоятельно.
– На бок его положите, – посоветовала я.
– Без тебя разберусь, – буркнул он.
Я вспомнила про мохнатую голову от костюма, вытащила ее из машины, нацепила на Митьку.
– О, правильно, Валюша! Так мы точно не расколем ему черепушку, – одобрил Петр Петрович и снова стал катить тачку вперед. Метров через пять свернутый в букву «зю» Митька опять «развернулся», вытянул ноги вперед.
– Да что ж такое! – ругнулся Петр Петрович, останавливаясь, смахнул со лба пот.
– Давай буду держать его за ноги, а ты кати, – сказал Борис и, встав перед тачкой, подхватил длинные Митькины ноги. – А куда мы его, кстати, катим?
– На террасу, – решил Петр Петрович. – А оттуда на кухню запрем.
– Зачем? – удивился Борис.
– Некогда объяснять, погнали.
Они кое-как докатили тачку к террасе, втащили ее на кухню. Зоя и дети наблюдали за этим действом с огромным изумлением.
– А теперь переваливай полосатика на диван, – распорядился Петр Петрович.
Борис проворно исполнил распоряжение деда, а тот тут же стянул с Митьки голову, прислушался.
– Вроде дышит, – сказал он удовлетворенно. – Вроде при перевозке не пострадал.
Борис сложил руки на груди, облокотился о разделочный стол.
– И зачем тебе дома этот ряженый? – спросил он у деда.
– Ну не бросать же на улице человека, попавшего в трудную жизненную ситуацию, – ответил тот.
– Че-го? – Борис стал мрачнее тучи.
– Это наш с Валей знакомый, – сказал Петр Петрович. – Мы его ненадолго приютили. Вот проспится, приведем его в божеский вид и отдадим в хорошие руки.
– Дед, ты что, решил свой дом в ночлежку превратить? – с вызовом спросил Борис, почему-то таращась на меня.
– Сказал
