что Тёмушка пугалась всё больше.
Тёмушка жалела и робела его. Верешко был давним и самым расторопным ночевщиком, но держался особняком. В склоки не лез. Даже сплетен за водоносами не пересказывал. Как к нему подойти?
Для начала Тёмушка надумала спросить Озарку. Кто сведущ в городских делах, если не хозяйка кружала! Озарка была занята: принимала у рыбаков Окиницы щук и плотву мирским трудникам на кормление.
Немного погодя в «Барана и бочку» заглянула Вяжихвостка. Верешко сидел на скамье у входа в поварню – откинувшись к тёплой стене, закрыв глаза, свесив руки между колен. Вяжихвостка обрадовалась ему, как ястреб – беззащитному селезню.
– Ты, чадушко, не последний ли день рученьки трудишь, ножки резвые стаптываешь?
Верешко вздрогнул, очнулся. На мгновение сморщился, как от желчи.
Вяжихвостка склонила голову к плечику:
– Ишь загордовал, кланяться не желает! Отец раба прикупил, так и па́щенок важен заделался! Я мамке твоей в малые тётки гожусь!
Вот это она ляпнула зря. Какое могло быть родство у злой бабы с милой матерью Верешка? Парнишка аж потемнел, на лбу и скуле обозначились блёклые синяки. Всё же слез с лавки, отдал поклон:
– На дым коромыслом тебе, тётенька. Не гордовал я. Умаялся, глаза слиплись.
– Стало быть, правду бают на улице? Будто Малюта сокровенное слово узнал, клад из ерика поднял, вчера у Мирана всю шерсть забрать обещался?
Верешко глядел мимо.
– То отика моего дела, не мои. Его пытай, тётенька.
– Клад-то серебром али золотом? Андархи погребли али те, что прежде Ойдрига были?
Тёмушка высунулась из-за двери:
– Верешко, подсобишь?
Затравленный парень так и метнулся.
Вяжихвостка проводила взглядом толстую Тёмушку, бормотнула себе под нос:
– Проку с нынешних молодых. Только знают лопать в три горла!
О палачовой дочке, пригревшейся у Озарки, лучше было вслух прямой правды не говорить. Иным правда глаза колет. Не в час молвишь – мимо порога дорожку покажут. Ни в помочи, ни просто так не зайдёшь. И как тогда первой новости узнавать?
Выскочив за Тёмушкой в приспешную, Верешко сразу понял – пособления не требовалось. Тёмушка ждала его с миской горячей свежей ухи.
– Отведай, пока времечко есть. Живот погрей.
Густой пряный дух, зелень горлодёра, жир щедрыми блёстками! По этой ухе облизывались водоносы: сто́ит, мол, жбаны в пять пудов на крошни вздымать, чтобы однажды в седмицу Озаркиной ушицей полакомиться. Верешку и ночевщикам не каждый раз похлебать доставалось.
Он благодарно зачерпнул ложкой, но до рта не донёс. Спросил хмуро:
– Тоже про кощея скаредного выведать норовишь?
Тёмушка отвела глаза:
– Тебя грустного увидала… не прихворнул ли… – И вконец оробела. – Кощея? Скаредного?
– А с наших избытков дородного да справного
