дрожь, я плохо помню тот вечер. Десятники потом рассказывали мне, что я не сводил глаз с пламени несколько часов, не отвечал на вопросы, а потом просто уснул. Из памяти я могу выудить лишь обрывки того пламени, жгучую тоску на груди и пустоту отчаяния в животе.
А вот сон, словно нарочно, не хочет уходить из памяти.
Это были обрывки воспоминаний из разных периодов моей прошлой жизни. Хлоп, я закапываю фотографию супруги и сына в могилу. Помню, я вслух сам себя убеждал, что мне нужно место, куда я могу прийти. Туман, и я уже просыпаюсь в коридоре, лежа на боку, заблевав всю прихожую. Рядом бутылка то ли коньяка, то ли какой-то настойки. Снова туман, и я протираю платком надгробие, что-то рассказывая супруге. Снова туман, и я в аптеке трясущимися пальцами отсчитываю копеечные монеты девушке, которая, брезгливо морщась, сгребает их в кассу. Руки тянутся к заветному флакончику. Снова туман, скамейка у местного отдела полиции и пустой взгляд на бумагу. Свидетельство о смерти. Несколько капель на листе, но дождя нет. Капли капают с носа.
И так всю ночь, туда и обратно…
Смерть – забытье в стакане. Похороны – пьяный угар.
Туда и обратно.
Мне показалось, это продолжалось вечность.
Каждое воспоминание, словно рука маньяка, теребит старую, только начавшую заживать, рану. Но бежать некуда. От этой бури не укрыться. Смерч из воспоминаний, ограниченный сводом твоего черепа. Взрыв сверхновой, но только в твоем сознании.
Если ад и существовал, то в тот момент он был внутри моей головы.
Я не помню, на каком воспоминании я проснулся. Однако голова оказалась совершенно холодной, пустой, но с ясными мыслями, которые спокойно и неторопливо вертелись в голове.
Свободен. Свободен от обещаний, от семьи, жены, ребенка, прежней жизни. Свободен…
Кому нужна такая свобода?
Тогда мне пришлось пожалеть о том, что узнал правду. Понятие и принятие пришло со временем, но в тот момент я действительно хотел бы этого не знать. Мне казалось, что мне не нужна была такая свобода. Легче действовать по чьей-то указке и думать, что твоя семья где-то там, жива, и у них все хорошо, гораздо приятнее, чем знать, что ты умер и твоя семья тоже мертва. А тебе жить дальше. Самому решать куда и зачем просыпаться, ради чего и кого убивать.
Это трудно осознать и тем более принять, но жить без указки, по собственному плану оказалась невозможно. Нет, вовсе не потому, что я всю жизнь подчинялся, хотя и это имело место быть. Дело было в том, что у меня и плана-то никакого не было. Смутное желание защитить близких мне людей в этом мире, женщины, где-то дети… Почему-то вспомнилась Левитания.
Мысли начали плыть более четко, и в голове начали звучать правильные вопросы.
Первый был: «Что делать?».
И, как ни странно, ответ появился почти сразу же – жить. Необходимо выжить в тех обстоятельствах, что творились вокруг. Мелькнула мысль о том, что надо
