было бы чем поживиться, и чтобы туда никто не наведался. Да даже в том полигонном участке Улья, где идут совершенствование навыков перезагрузки, в конце концов завелись люди, и все иммунные, что тоже верно, потому что измененные не прочувствовали бы красоту многих игрушек. Им вообще, кроме жратвы ничего обычно не нужно.
Грубер не ответил, да и Снегирь не просил ответа, это было риторическое бурчание, чтобы хотя бы таким способом выразить недовольство Грубером, Чинком, собой и всей этой жизнью в целом. Его что-то беспокоило, что-то, чему он никак не мог дать объяснения. Словно что-то здесь было не так. Даже в кластерах полигонах можно было увидеть уже ставшие привычными очертания Стикса. А здесь этого узнавания не было и в помине. Словно Чинк их забросил не к непонятному стабу, а в другую вселенную.
– Я тут подумал, – Грубер остановился перед проржавевшим до дыр забором, – а мы не могли оказаться в каком-нибудь мультиверсуме самого Стикса?
– Ты просто мысли мои читаешь, – Снегирь поежился. – Грубер, мне реально не по себе.
– А в тебе не мог еще какой-нибудь дар проснуться, типа карканья? – Грубер дотронулся до забора и тот с грохотом провалился внутрь. Более того, все остальное ржавое железо начало валиться по принципу домино с таким грохотом, от которого заложило уши. Снегирь хватанул носом поднявшуюся металлическую пыль и закашлялся. Когда пыль немного улеглась, а от забора не осталось даже воспоминаний, Грубер проговорил. – Ну просто блеск. Это мы тихонько зашли, с другой стороны, подальше от центрального входа.
– Да уж, – Снегирь еще пару раз кашлянул и направился к открывшемуся проходу. После такого таиться уже не было никакого смысла. – Я только одного не пойму, как мы вообще до сих пор еще живы?
– Это потому что я высокий и красивый, – уверенно ответил ему Грубер поравнявшись. Теперь, попав за периметр стаба, они отчетливо видели следы разрушений, которые были нанесены временем.
От того места, от которого они начали свой путь по территории, вела извилистая, бывшая когда-то асфальтовой, дорожка. Сейчас то, что она была когда-то асфальтовой, было видно только по попадающимся время от времени кускам этого самого асфальта, вздыбившегося под воздействием времени и уступившего пробивающейся сквозь него растительности. Дорожка вела прямиком к колесу обозрения. Грубер достиг его первым. Когда Снегирь подошел, то увидел, как Грубер с задумчивым видом разглядывает насквозь ржавую кабинку, под таким же ржавым металлическим зонтиком.
– Я бы на твоем месте не трогал тут ничего, – хмуро посмотрел на друга Снегирь и сложил руки на груди. – Если и эта махина начнет рушиться, то живыми мы отсюда просто не выберемся, и это будет весьма неэпичный конец наших с тобой злоключений. Сдохнуть под обвалившимся аттракционом, даже не в пасти у элиты, это, мой друг, вообще не камильфо.
– Да я и не собирался, – и Грубер, явно противореча самому себе спрятал за спину правую руку, которую уже протягивал к кабинке, когда Снегирь его
