гм? А его-то ты теперь лишился. В общем, ответь на несколько моих вопросов, и посмотрим, как я сочту нужным тебя отблагодарить, фигурально выражаясь.
– Хорошо, – подумав, сказал Лиммит. – Что ты хочешь узнать?
Друа вытащил блокнотик и ручку.
– Ты гетеросексуален? – спросил он тоном клинициста.
– Да, конечно. – «Наверное, курицы считаются за девок», – подумал он.
– Тебе встречались тут, в ЛА, чиксы, которые были бы похожи на твою маму?
– Что-о? Моя мать мертва.
– Такое впечатление, что нет.
– Странные какие у тебя вопросики, чувак! – взорвался Лиммит. От гнева на абсурдность происходящего ему в лицо бросилась кровь.
Друа терпеливо разложил блокнот на барной стойке.
– Послушай, – сказал он, – мой бизнес – торговля информацией. Я последний из чистых, не замутненных страстями социологов. Я продаю результаты своих изысканий тем, кто предложит наибольшую цену. Мне неплохо живется. Есть люди, которым весьма интересны определенные плоды моих исследований, и в их числе доктор Аддер.
– Доктор Аддер хочет знать, не педик ли я?
– Нет, – ответил Друа тоном констатации факта, снова занося ручку над листком блокнота. – Это для другого заказчика.
– Ну ладно, – сказал Лиммит. – Что еще?
Друа выудил из кармана плаща небольшую колоду карт.
– На этих картах изображены различные типы женщин Лос-Анджелеса. – Он протянул колоду Лиммиту: – Рассортируй их в соответствии с тем, на чьих бедрах ты в наибольшей и в наименьшей степени пожелал бы оказаться, случись тебе совершить в их компании долгое путешествие в поезде.
– Поездов больше нет, – сказал Лиммит.
– Ничего страшного. У некоторых барышень и бедер больше нет.
Лиммит перевернул верхнюю карту, глянул на нее, перевернул обратно и возвратил колоду Друа.
– Ничего страшного, – повторил Друа, внося записи в блокнот. – Твое молчание говорит не меньше, чем любые твои действия.
– Вы тут все реально больные. – Лиммита охватила тоска. Карты напомнили ему про доктора Аддера и дело рук последнего. – Вопросов больше нет? У меня есть дела.
– На этом пока всё.
Лиммит крутанулся на стуле и увидел, что в баре они остались одни. Столики и стулья пустовали, если не считать гор бутылок и стаканов.
– Куда они делись? – спросил он.
Друа махнул ручкой в сторону двери и улицы снаружи.
– Они уже некоторое время как ушли, – сообщил социолог. – Когда начинается ночная проповедь Мокса, сероплащники таскают телевизоры вдоль тротуара. Ты ее пропустил. Если хочешь полюбоваться на старого пердуна, придется дожидаться его проповеди несколько часов. Мессеры бы, конечно, с куда большей охотой тут остались, чем слоняться по улице навьюченными, рискуя угодить снайперу на прицел. Но членам маленького элитного клуба Мокса приходится
