с сыром и глотали горячий ароматный суп, как будто знали друг друга давным-давно.
Да, Том и Эрни определенно были родственными душами. Почти сутки они провели под одной крышей и очень неплохо ладили. И все-таки, они знали друг о друге так мало, точнее… Почти совсем ничего.
– Что ж, Эрни, – голос Тома звучал по-прежнему мягко, но теперь очень серьезно, его глаза смотрели прямо на Эрни дружелюбно, и в то же время строго и проницательно, – расскажи мне свою историю.
– Я… мне… это случилось… тогда я просто… он… они бы… я хотел… но…
Эрни перебирал и перебирал обрывки фраз и местоимений, но так и не смог сказать что-нибудь вразумительное. Он чувствовал себя ужасно. Нелепо и глупо. Он умел уже так много, и знал немало, но он совсем не умел говорить о себе. Это было гораздо труднее, чем, притворившись почти совершеннолетним, найти временную работу и справиться с ней, труднее, чем выжить на улице в разгар зимы, труднее, чем сохранить человеческий облик после всего, что довелось пережить…
– Давно ты вот так бродил по улицам? – Том подвинул свой стул ближе и теперь сидел совсем рядом, взяв в свои большие мягкие ладони вспотевшие руки Эрни, как будто держал за руки ребенка.
– С тех пор, как умер дедушка. Я убежал. Я не хочу в приют.
– У тебя никого не было, кроме него?
Голос Тома звучал мягко и вкрадчиво, но Эрни все еще колебался.
– Ты можешь рассказать мне все, что хочешь, Эрни. Я не буду смеяться или осуждать тебя.
Комок в горле у Эрни стал немного меньше.
– Мама… она… пропала. Несколько лет назад. А… папа… он…
Слова снова застревали в горле, натыкаясь на какое-то непроходимое препятствие, как будто грубые руки снова вцепились в его еще неокрепшую шею, как будто покрасневшие мутные глаза, в которых нет ни искры тепла, снова зло буравят его..
Он помнил, как темнота обступила его со всех сторон, и все исчезло, а потом он очнулся в доме дедушки, заботливо укрытый теплым колючим одеялом. Он помнил шершавые руки, подносившие к его рту кружку с супом, поглаживавшие его волосы, когда он снова проваливался в тяжелый сон, полосатого кота, свернувшийся калачиком на его ногах..
Эрни сделал глубокий вдох и низким, совсем не похожим на его собственный, голосом, тяжело выговорил:
– Он слишком много пил.
– К сожалению, иногда плохие вещи случаются с очень хорошими людьми, Эрни. Ты не должен ни в чем винить себя.
Эрни хотелось просто и уверенно сказать: «Я знаю, всё в порядке». Ему хотелось опять стать взрослым и сильным, таким, каким он ощущал себя в последние недели той невероятно тяжелой жизни, которая теперь представлялась не более чем дурным сном. Но язык снова предательски онемел, а из глаз выкатились крупные слезы, которые невозможно было скрыть.
Мягкие теплые пальцы осторожно вытерли струйки слез с его щек.
