style="font-size:15px;"> – Никому, чтоб мне с места не сойти, – побожился Генка, замирая от предвкушения Великой тайны. Он уже точно знал – сейчас Бруква расскажет такое!..
– Слушай, – торжественно прошептал Бруква, засунув губы трубочкой в Генкино ухо. Это было щекотно и немного мокро, поэтому Генка деликатно отстранился, виновато потёр ушную раковину и затем осторожно приблизил свой слуховой орган обратно к Бруквиному лицу, всё же стараясь держаться на безопасном расстоянии.
Бруква сердито посмотрел на Генку, сделал паузу, дабы продемонстрировать неуместность столь несерьёзного отношения к Великой тайне, потом скривил рожицу, показывая, мол, «а-а-а, ладно, что возьмешь с убогого» и продолжил, ещё более понизив голос и оттого заметно подвывая:
– У каждого человека есть ключ-слово!
– Какое слово есть? – не понял Генка, который ждал от друга совсем другие откровения. Типа, чем занимаются взрослые, когда вдруг неизвестно от чего хохочут в темноте и мешают спать.
– Ключ-слово! – выдохнул Бруква со значением. Ему казалось, всё предельно ясно, и никакие комментарии тут не нужны. Но, посмотрев на кислое Генкино лицо, с явным отпечатком разочарования на нём, спохватился и пустился в объяснения.
– Бандаж ты, Генка, – начал Бруква, чтобы настроить собеседника на верный лад. Неизвестно почему слово «бандаж» в среде дворовой мелюзги считалось очень обидным, почти матерным. За него можно было запросто схлопотать по шее, поэтому им старались не разбрасываться. Сказанное в нужное время, слово «бандаж» должно было означать – речь далее пойдёт о вещах серьёзных. Генка оценил сказанное и приготовился слушать.
Довольный произведённым эффектом, Бруква прислонился спиной к прохладной шершавой стене сарая, который был поменьше и, более не понижая голос, заговорил с жаром, давясь и захлёбываясь словами, чтобы скорее вытолкнуть наружу то, что жгло его изнутри.
– Мне бабка моя об этом рассказала. Когда я спать ложиться не хотел. Сначала всё уговаривала меня, а потом ка-а-ак замолчит. На краешек кровати присела и зырит на меня, а у самой улыбочка такая. Мне аж не по себе стало! Сразу под одеяло забился, лежу и жду, что сейчас будет. А она мне так тихонечко вдруг и говорит, ты, мол, Боречка, сейчас больше капризничать не будешь и всё сделаешь, как я скажу! Я ей: «Это ещё почему?» А она в ответ: «А я только что ключ-слово сказала, так что, милок, теперь ты мой. Теперь не забалуешь!» Я её спрашиваю, нарочно так насмешливо: «какое-такое ещё слово?», а сам уже чувствую – боюсь её, хотя до этого никогда не боялся. А она мне: «ключ-слово, вот какое!» И поднимается уже, чтобы из комнаты выйти. Только я уйти ей не дал, давай допытывать, что это ещё за ключ-слово.
Тут Бруква на миг остановился, чтобы оценить впечатление, произведённое его рассказом на Генку. Судя по всему, осмотром он остался доволен, потому что придвинулся ближе к другу, едва не порвав майку о бугристую стену, и забубнил скороговоркой дальше, всё более распаляясь от собственного рассказа:
– Понимаешь, Генка, оказывается у каждого человека есть ключ-слово.
