же стало с матрасом? – подумал я и отправился на балкон.
То, что осталось в моей кружке, успело остыть, и у меня еще была целая половина пирожного, которое я медленно доел, разместившись на полу. А потом встал и уставился в окно, за которым был двор.
Серафим в детстве часто рисовал деревья, которые стали выше, сейчас же он потерял к ним интерес, но не ко мне. Хоть я и успел измениться, Серафим все равно иногда просил меня попозировать, но не один мой портрет так и не был завершен, а узнавался на них только мой крупный нос и зеленые глаза. На остальное у него словно не хватало терпения.
Я снова посмотрел на экран телефона, чтобы проверить время, до занятий оставалось менее двадцати минут. Постоял еще немного у окна и пошел будить Серафима, который поднялся с кровати без труда, но словно продолжал спать, пока мы шли до входной двери.
– Еще увидимся, – сказал я, оказавшись за порогом.
– Еще увидимся, – произнес сонным голосом Серафим, захлопнув за мной дверь.
Он отправился обратно в комнату сестры, где продолжил спать, а мне предстояло немного пройтись. И когда я оказался на улице, сразу почувствовал, что стало теплее, но было также ветрено. Я повесил рюкзак на плечо и пошел дальше. Мой университет находился в двух кварталах, и больше всего мне хотелось, чтобы мне не пришло сообщение об отмене занятий, когда я окажусь на его пороге.
Город, пока я был у Серафима, успел окончательно проснуться, заработали кафе и магазины. Я прошел мимо очередного светофора и повернул к дороге, которая должна была привести меня туда, куда следовало. С одной стороны была футбольная площадка, с другой уже начиналось здание университета, под деревьями стояли старые деревянные скамейки, а рядом с ними бродили стаи голубей.
Внезапно сзади меня пролетел мяч, который спугнул нескольких птиц, они поспешили разлететься в разные стороны. Мне было слышно, как воздух сотрясался от взмахов крыльев, и через секунду прямо передо мной пролетел белый голубь, который не мог не привлечь мое внимание. Он был полностью белым, белоснежно-белым, я уставился сначала на его крылья, а потом внезапно пересекся взглядом с парнем, который направлялся в противоположную сторону.
Он был ниже меня с черными кудрявыми волосами и светлыми глазами. Я не смог понять, какого они были цвета. Кожа его тоже была светлой, на ее фоне выделялись аккуратные брови и небольшие губы. Мы прошли мимо друг друга, впереди показался вход в университет, и у меня возникло странное чувство. Мне показалось, что я его уже где-то встречал, и я обернулся, но его уже нигде не было видно.
Через несколько минут, когда началась философия, я уже забыл о нем, погрузившись в лекцию, посвященную Аристотелю. Я сидел у окна, положив голову на руки, а у доски стоял один из самых странных преподавателей нашей кафедры, профессор Бродерик Рикко. Ему было за пятьдесят, а одевался он в основном в джинсы и футболки. На этот раз он был полностью в черном. Его волосы раньше были огненно-рыжими,
