Смеховой, которая всегда с озорующей весёлостью начинала с ним разговор, за что он тайно её побаивался.
– А, кого я вижу, Федя, здравствуй, за карасином? – у неё, как угли, горели глаза.– Чего, милай, отворачиваешься, нешто со мной не хочешь баять, я же не кусачая, куда же ты убегаешь? – продолжала, звонко смеясь как полоумная. А Фёдор и впрямь опустил глаза долу и с красным от стыда лицом увернулся от девушки в сторону, испытывая при этом в душе какое-то смутное, неясное волнение, отчего был готов его переживать вновь и вновь, так как оно было неизъяснимо отрадным.
В другой раз он шёл со станции, куда устроился на работу стрелочником, и уже на самом подходе к селу ему встретилась Феня Пастухова. Она была скромная, милая девушка, небольшого росточка. Завидев её ещё издали, он замедлил шаг, а потом хотел было перед ней остановиться. Феня тихо улыбнулась, наверное, её улыбка, таившая в себе лукавое кокетство, и сбила его с толку. Фёдор только потоптался-потоптался на месте, как стреноженный конь, и не успел промолвить девушке даже слова, как она прошла мимо…
Феня пошагала своей дорогой, а Фёдору стало так донельзя неловко, что был готов провалиться сквозь землю. Иногда ему казалось, что вот он любит её, а она из-за этого его сторонится. Он чувствовал, что ей нужен бесшабашный красивый весельчак, тогда как он очень серьёзный, улыбается будто по заказу, видно, напрасно природа наделила его мужской красотой. Но об этом он меньше всего думал, больше всего его волновало то, что неуклюжесть и ненаходчивость часто его подводила, и за эти свойства он себя не любил. Хотя Феня давно ему нравилась, он даже себе не признавался, какие же испытывал к ней чувства? Любил ли её, или просто была ему симпатична.
Сейчас он стоял возле своего двора и думал о девушке, которая будоражила его сознание, но сам ничего так и не предпринял для того, чтобы сблизиться с ней. Пока он раздумывал, Иван Макаров стал настойчиво обхаживать Феню. Потому тот и приглашал его на вечерку, чтобы увидел, как он, Иван, во всём превосходит его, Фёдора. Хотя он был уже наслышан, что девушка не отталкивала его соперника, чем невольно вызывала у Фёдора ревность. А если бы он точно так же начал ходить за Феней тенью, как бы тогда она повела с ним?
Вот так всегда он что-то вечно прикидывал, желал отгадать: как девушка к нему относится? И даже когда убеждался, что ей нравится, всё равно перед Феней вёл себя пассивно. К девушкам он боялся подойти не потому, что они могли его осмеять, – просто он не знал, в какой момент они были меньше всего насмешливы. Иногда ему казалось, что они находили в нём всё смешным: и походку, и лицо, и одежду. Мало того что Фёдор не выносил любые насмешки, он вообще презирал человеческую способность насмехаться. Ведь плохи не сами по себе высмеивания, а лишь злые, несправедливые и завистливые. Вот от этого, когда часто слышал чей-то смех, он впадал в конфуз, так как в силу своей повышенной мнительности он принимал насмешки на свой счёт. С юных лет он страдал этим недостатком, который лишал его многих удовольствий,
