в бедной семье итальянских эмигрантов. Его имя оставалось безвестным до апреля 1970 года, когда его первое выступление в зале «Эльдорадо», расположенном в Десятом округе Парижа, произвело мгновенную сенсацию. До этого момента трудно проследить, как развивалась его карьера, можно лишь сказать, что выступал он в небольших залах; свидетели утверждали, что видели его на сцене до того, как он стал знаменит, но мало что запомнили – фокусник как фокусник.
Юго начал просматривать все ссылки в «Гугле», выбирая те, что особенно привлекали внимание.
Вокруг него периодически поскрипывала деревянная обшивка Аквариума, будто здание время от времени потягивалось после сна.
Постепенно портрет приобретал очертания. Подозревали, что Страфа уничтожил все следы своего прошлого, особенно публичных выступлений до апреля 1970 года. Его последующая жизнь состояла сплошь из триумфальных гастролей, броских заголовков и вызывающего беспокойство фанатизма публики. Многие упрекали его за слишком сильное пристрастие к ужасам, за злоупотребление загробными темами, за «излишне зрелищные для развлекательных целей» трюки, объясняя это тем, что следовало бы запретить вход на его представления «чувствительным женщинам и прежде всего не разрешать детям даже знать его имя», все это в типичном патриархальном стиле того времени. Но за этими заголовками Юго угадывал сомнение, а иногда и тревогу. Журналисты, которым удалось побывать на его шоу, говорили о каком-то вневременном моменте, о «нарастающем и давящем состоянии галлюцинации», когда сон сменяется кошмаром. Один из них считал, что его, как и остальных зрителей, накачали наркотиками, чтобы «память зафиксировала невозможные для исполнения магические трюки», и что выступления Люциена Страфа следует запретить на том основании, что он сознательно вводит людей в заблуждение помимо их воли.
В малопопулярном блоге одного из поклонников мага, который собирал статьи и свидетельства очевидцев, Юго обнаружил почти романтический рассказ о первых минутах появления Страфа на сцене, которые задавали тон всему выступлению. Все казалось настолько странным, настолько неправдоподобным, что создавалось впечатление, будто автор это придумал. Якобы от перевозбуждения у зрителей носом шла кровь. А заканчивалась история так: «А ведь это было только начало представления». Вот это программа!
Из тех немногих интервью, которые Страфа давал, невозможно было ничего узнать. Ответы его были отрывочными, и он намеренно уводил журналиста к темам, которые его забавляли. Метафизика. Существование «параллельной зоны», где собираются духи умерших, откуда он иногда черпает энергию для своих фокусов. Страфа моделировал собственный образ: вызывающий, акцентированный на деталях, ни на кого не похожий, бездонный. Даже в его речи было что-то старомодное и элегантное. Но он никогда не открывался собеседнику. Ничего личного о себе не рассказывал.
В середине семидесятых, когда Страфа уже был мировой знаменитостью и гастролировал
