добычи радиодеталей. Поэтому кефир можно выпить. Шустрик придет только под вечер, т.к. я его только что выпустил – поэтому можно отварить и съесть его мясо. А вечером подойдет Дмитрий Николаевич и купит что-нибудь для Шустрика. Ничего, еще чай есть; как-нибудь перебьемся!»
Он налил горячей воды – из старого, потрескавшегося заварочного чайника добавил заварки. Взял банку с сахарным песком, на которой еще осталась этикетка « малосольные огурцы» и, высыпав три чайные ложки, задумчиво перемешал. Полез в сумку, стал вынимать бумаги – из бумаг выпала пятисотенная купюра. Он поднял ее, сел и некоторое время тупо смотрел в окно, вспоминая – когда это он ее умудрился туда засунуть? Потом взял уже теплую чашку чая, отхлебнул, с отвращением сморщился, и вылил остатки в раковину. Чай был соленый! Настроение начало портится! Сергей взял маленькую ложечку, набрал на кончик из банки и высыпал на язык. Да, сомнений быть не могло – в банке оказалась соль. Он раздраженно посмотрел на полку – других банок там отродясь не было, а соль всегда стояла в маленькой баночке на столе, с этикеткой «хрен столовый». Неожиданно в нем заговорило любопытство исследователя: он достал из этой баночки той же ложкой немного и отправил в рот. Любопытство было вознаграждено – это был сахар.
« Кто-то из наших балбесов перепутал, – успокоился он».
Сергей уже переодевался в рабочую одежду и мысли его были заняты предстоящей работой.
ГЛАВА 21
–Здорово Никитич!
– Здравствуй Майор!
Два ФСБэшника сидели напротив друг друга в маленьком кабинете начальника первого отдела института. Им приходилось сталкиваться друг с другом, в основном, на всяких совещаниях: по улучшению, недопущению, координации и т.д. Никитич был старый сотрудник, как про него говорили: «он еще Ленина помнил». А сейчас этот уютный, хоть и маленький кабинетик, оказался хорошим местом, для старого, проверенного кадра на пенсии. Никто не хотел идти сюда, просиживать штаны и жизнь в захолустье, без всяких перспектив, на мизерную зарплату – а он согласился. С утра он делал утренний обход своего хозяйства – внимательно осматривал покосившийся забор, все дыры в нем, которые он знал наперечет, сокрушенно качал головой и шел в свое гнездышко. Больше его в течение дня никто нигде не видел. Кто бы к нему не заходил, он всегда пил чай, либо читал газету – и все привыкли заскакивать к нему: тоже почаевничать, посплетничать, даже поплакаться на свою жизнь. Все считали Никитича за своего мужика, абсолютно ничего не знающего, ни на что не годного и никому не нужного в этом своем маленьком кабинете. О-о! Как же они ошибались, эти простаки, ничего не понимающие в работе спецслужб! Именно благодаря своей простоватости, Никитич все слышал, все видел и все обо всех знал. Другое дело, что применить свои знания он не мог, потому что, в действительности, институт был особо никому не нужен: ни его обитатели, ни Никитич, ни даже сам директор. Поэтому, когда майор пожаловал к нему в гости, он сначала немного испугался. Не замену ли ему прислали?
– Ну, Никитич, как тут у тебя
