имел акции, по которым ему регулярно выплачивались проценты с прибыли.
Начальник Наполеонова, полковник Солодовников, вызвал его к себе и проговорил:
– Тут такое дело, Саша (он один-единственный звал Наполеонова Сашей), надо бы все тщательно перепроверить со смертью Леонтия Свиридова. Вдруг там не все так чисто, как кажется на первый взгляд.
– Хорошо, Федор Поликарпович, – решил не спорить с начальником Наполеонов, – перепроверим.
– Вот и ладно, – благодушно проговорил Солодовников и отпустил следователя, – иди работай, Саша.
Наполеонов между тем стал думать, как убедить Лутковскую в самоубийстве Свиридова. Женщина напирала на то, что никаких причин у Леонтия для сведения счетов с жизнью не было. Деньги у него и впрямь имелись, женщины его любили, потомство с появлением каждой новой жены прибавлялось. Здоровье, опять же, по словам патологоанатома, отменное. Казалось бы, чего еще нужно человеку? Живи и радуйся! Ан нет, в прорубь нырнул.
«Но ведь могли быть и какие-то скрытые причины, – думал следователь, – которые могли подтолкнуть его к этой злополучной проруби».
Глава 4
Аграфена Тихоновна Лутковская, в свою очередь, видела следователя насквозь. «Такой лишний раз палец о палец не ударит», – сердито думала она о Наполеонове. Она считала, что все козыри в пользу того, что Леонтию кто-то помог утопиться, были у нее. Не мог он сам убить себя! Не мог. Но следователь стоял на своем и твердил ей, что нет даже косвенных улик чьей-то причастности к утоплению Леонтия.
– Назовите мне врагов Свиридова! – требовал он у Аграфены Тихоновны. – Хотя бы одного!
Но Лутковская сделать этого не могла. И Лия тоже. Никаких угроз в его адрес не поступало, никто его не шантажировал и ни с кем он не ссорился…
– Вы думаете, – обращалась Аграфена Тихоновна к следователю, – что Леонтий мог сам, по доброй воле, поехать на это заброшенное озеро?
– Конечно, мог! – живо откликался тот. – Если Свиридов решил уйти из жизни по собственному желанию, то уж точно ему не нужны были свидетели. И озеро это он наверняка присмотрел себе заранее.
– Не верю! – срывалась на крик Лутковская.
– Верю не верю к делу не пришьешь, – разводил следователь руками.
И тут, придя домой после очередной стычки со следователем, Аграфена Тихоновна вспомнила о своей старинной подруге – Марфе Егоровне Сазоновой. Когда-то давным-давно, как теперь казалось Лутковской, не в этой жизни, они вместе с Марфой приехали в город из позабытой богом деревни в поисках лучшей доли. И так как обе лучше всего умели справляться с домашними делами, то есть готовить, убираться, смотреть за скотиной, то и устроились домработницами. Скотины у хозяев не было, кроме кошек да собак. Зато были дети. За ними деревенские девушки умели ухаживать не хуже, чем за телятами.
Груня Лутковская устроилась в семью бизнесмена Свиридова.
А Марфа поступила на
