style="font-size:15px;"> – Пожалуй, ты права… Но прежде, чем начну, я хотел бы задать свой первый вопрос.
– Слушаю. – Она внимательно посмотрела мне в глаза.
– Почему солнце не движется?
Ева выпрямила осанку и, чуть прищурившись, взглянула на небо.
– Если бы оно двигалось, – сказала она, – то тебя бы здесь не было. Застыло оно – застыло время – застыл и ты.
Она выговорила это с такой обыденной интонацией, как будто дважды два вслух посчитала. Затем вернулась вниманием к яме, сложила обе ладошки лопаткой и погрузила их во влажную почву.
– То есть мы сейчас находимся в неком… режиме паузы? – уточнил я. – Но ведь мы движемся, говорим.
– Это твой второй вопрос?
– Нет, не отвечай! – Я резко замотал головой. – Я должен обдумать это сам. Иначе растрачу все вопросы впустую.
– Хорошее решение, – улыбнулась она.
Какое-то время я сидел молча, прокручивая в голове ответ на первый вопрос. Но вскоре поймал на себе тяжеленный взгляд Евы – ждёт не дождётся, когда начну рассказ.
Я откашлялся, смочил языком сухие губы и сделал очень глубокий вдох.
– Итак…
3
…Жизнь моя покатилась кубарем в пропасть с самого рождения.
Меня, совсем крошечного малыша, обнаружили на крыльце… нет, не детского дома. Тот, кто меня бросал, был сообразителен – знал, что до трёх лет сироты и отказные малютки попадают в дом ребёнка. Вот туда меня и забросили. Прямо на ступеньках оставили. Прямо сценка из идиотского русского сериала, ей-богу.
Там-то я и провёл самые первые годы своей жизни, после чего, как и полагается, был переведён в обычный детский дом. Вскоре в новом пристанище все откуда-то пронюхали, каким именно образом я оказался забытым и вычеркнутым из чьей-то жизни. Конечно, я слышал, бывали случаи, когда младенцев находили даже в мусорном контейнере. Но всё равно, сколько потом не спрашивал у других детей из своего детдома, никто из них не подвергся подобной участи: только я – подброшенный прямо к дверям учреждения. И правда, дешёвый мелодраматичный сериал, блин.
– Смотрите-ка, Птенчик идёт! – часто слышал я ржач, когда стал чуть постарше. – Эй, Птенчик-Подкидыш! А куда твоя Мама-Птичка подевалась? Выронила тебя из клюва на крылечко и улетела в тёплые края?
Хотелось врезать. Сломать нос. Выбить зубы. Вырвать нахрен ноздри. Но я знал, что ничто из этого неосуществимо с моей неблистательной комплекцией. Проглатывал. Молча и безропотно. Переваривая горячую и терпкую ненависть в своём желудочном соку.
Чаще всего эти режущие слова принадлежали уроду, называть имя которого даже при упоминании о нём было бы слишком великодушно по отношению к нему и к тому, что он делал со мной все эти годы. Про синяки, шрамы и переломы рук – ещё ладно: воспитатели могут поверить, что ты просто плохо манёвренный спортсмен. Но когда прилюдно (не при воспитателях, конечно же) на тебя летят оскорбления, и все ребята, словно по приказу, начинают хохотать
