землю в жижу, и его развалюху снесло к морю, он и оглянуться не успел. Его набивные зверушки исчезли вместе с домом, они громко кричали, жалобно плакали, визжали, их глаза потемнели от страха и удивления. Ланц думал спасти их, но густая грязь, непрекращающийся дождь и темень помешали ему.
Может быть, от них что-нибудь еще останется к рассвету. Они вполне могли просто остановиться где-нибудь на высшей точке отвесного берега и ждать хозяина там, близ приготовляемого луна-парка. А могли и не остановиться. Через два или три дня их принесет в приливную зону залива Сан-Франциско, словно утонувший зоопарк. Их найдут люди с закатанными брючинами, отлавливающие при низком приливе двустворчатых моллюсков среди стеклянных глазок и тряпичной набивки, водорослевых улиток и литторин.
Ланц мог это видеть. Он мог закрыть глаза и увидеть, словно оно было нарисовано на полотне размером со стену сарая. Но думать об этом он не мог, не мог он шаг за шагом проследить их странную одиссею: вот их смыло вниз, вот они замерли на крошащейся кромке берега, вот на них накатывает взбаламученная морская пена прибойной волны, а потом уносит с собой в потоке, опутав водорослями и всяким мусором. Он мог вообразить только какие-то обрывки случившегося – оно мелькало в вечерних коридорах его воображения, как фрагменты ландшафта, видимые в подзорную трубу, если смотреть не с того конца.
Он закрыл глаза и увидел их, все они передвигались быстро в темноте океанического желоба, уносимые на юг глубоководным потоком. Он видел страуса и голову лося, бездомную собаку и разевающую рот рыбу, и ряды ровных зубов внутри рта, напоминающие нарезанные фортепьянные струны, была там и обезьяна с шерстью клочьями, и лист фанеры, в который ввинчено шестнадцать шурупов, и все ровными рядами, а шурупами прикручены морские раковины, и погонофоры, и коралловые черти, которые махали и кланялись в подвижных приливах.
Он вдруг очутился перед таверной Макуилта. Его каким-то образом принесло туда, выбросило на берег. Ночь, казалось, вела его, словно припасла для него некий пункт назначения, о котором он даже не догадывался. Он посмотрел на чердачное окно, воображая, что может вернуться назад во времени, и на мгновение и вправду смог. Он услышал пронзительный щебет двух дюжин крохотных птиц, почувствовал плесневелый запах их нечищеных клеток, запах птичьего корма и мешков из холстины, запах нарезанного картофеля, лука и бекона, приготовляемых на плите.
Он был худ, и одежда на нем висела, как на пугале, что гналось за ним от самого проулка. Он уже много лет как перестал заботиться о еде. У него были сосновые орешки, и черника, и грибы. Время от времени он заглядывал к миссис Дженсен. Ей он доверял. Он слушал музыку, приносимую ветром с океана и через отвесный берег. Это была праздничная музыка, и там, на западе, где распадались тучи, он видел что-то вроде мигающих звезд. А может быть, это были праздничные огни, горящие над морем словно тысяча свечей.
В таверне горел свет. Ланц подкрался к окну
