легче? Одеяло, бивни из бумаги, нарисованные глаза, веник вместо хвоста и четыре мальчика внутри, весело пританцовывающих в четырёх валенках – весь лагерь визжит от восторга, особенно, когда бедняга спотыкается о булыжник и, рухнув, остаётся лежать на сцене невнятной массой со свернутым бивнем и почти отлетевшим приклеенным глазом.
Пеликанчик Фома по свету гулял,
Наступил на камень и ногу сломал.
Рассердился Фома на судьбу такую,
Наступил на камень – поломал другую.
О, этот камень, камень на дороге,
Если попадётся – берегите ноги!
Пеликанчик, мало похожий на ту птицу, которую предполагалось изобразить, но с внушительным клювом то ли из папье-маше, то ли из картона, взвив ноги в кедах и синих хлопчатобумажных штанах, валится рядом с мамонтом.
Старый археолог раскопал дорогу,
Раскопал он мамонта, раскопал он Фому.
Закричал от радости, замахал руками.
Жалко старикашку – наступил на камень.
О, этот камень, камень на дороге,
Если попадётся – берегите ноги!
Археолога изображает самый красивый мальчик лагеря Серёжа, о котором вздыхает вся девичья часть смены до тринадцати лет включительно, но в данный момент дамский любимчик сутулится, поправляет сползающие на нос очки, ковыляет в резиновых сапогах сорокового размера, машет лопатой. «Старикашка» «копает» вокруг камня, а камень – настоящий (кто его только выволок на сцену?), размахивает руками и ногами в полнейшем восторге, валится прямо на пеликанчика с мамонтом.
Это фурор. Естественно, первое место, три килограмма ирисок плюс популярность до конца смены – пожалуй, и дольше! Эх, девчонки, слава –замечательно, пусть она просто рядом прошла, голову кружит, оптимизмом заряжает. «Чего ты сестре завидуешь, не нужна тебе нотная тетрадь, и портфель не нужен, я тебе мороженное куплю. И тебе, хорошо, Чупа-чупс в придачу…» – кажется, семье слава не нужна, даже если она зиждется всего лишь на первоклассном портфеле и поступлении в музыкальную школу.
Мы подросли настолько, что готовились нести дежурство. Дежурство подразумевалось на трёх точках: на воротах, в столовой и на линейке, но в «Космических зорях» вписывалась дополнительная точка – старые ворота. Понятное дело, имеются новые, парадно впускные-выпускные, красуются на них двое, мальчик и девочка в белых рубашках и алых галстуках – фронтиспис лагеря, для показухи. Стой себе на жаре, всем честь отдавай, не отвлекайся. Ладно, коли с красивым мальчиком Серёжей, самой приятно, но в нашем отряде даже отдалённо похожие не водились, все мелкие (на всю голову ниже!), ни о Пушкине с ними, ни о квадратном уравнении не перемолвишься, ни о причинах ненависти Гитлера к евреям – тоска…Вот-вот, посему вызвались мы с Венеркой (да, друзья детства на дороге не валяются) дежурить на старых воротах. На тех, которые от основания лагеря функционировали лет пятнадцать (или пятьдесят)
