забеспокоился – не рухнуть бы ему с этих кривых ступенек и не накрыться бы сверху крышей, то-то получится знатный саркофаг!
Но доверху он добрался, вошел в крошечные сенцы, где едва поместился, и постучал в дверь. Ответили ему по-французски:
– Entrez!
Несколько удивившись, он вошел и оказался в крошечной комнатке, убранной очень бедно. Женщина, сидевшая у окошка, повернулась к нему. Взгляд был спокойный, с некоторой долей любопытства.
«Девицы так не глядят, – подумал Маликульмульк, – девицы пугливы, она непременно замужняя, получившая хорошее воспитание».
Женщина была на вид лет двадцати двух, темноволосая, гладко причесанная, без модных спущенных на лоб кудряшек, с самыми простыми чертами лица. Рот великоват, но она и не пыталась уменьшить его, сложив губки томным бантиком. И нос был далек от идеала, простой русский нос мягких очертаний, не похожий на античные образцы, а вот шея, не прикрытая воротничком или шалью, как раз оказалась достойна Минервы или Юноны, крепкая и сильная шея, не из тех, что никнут в бедствиях, как надломленные стебельки цветов.
Занятый незнакомкой, Маликульмульк не заметил старика, сидевшего в плохо освещенном углу.
– Вам что угодно, сударь? – окликнул его старик.
Голос был недовольный, выдающий человека, не привыкшего ни перед кем лебезить.
– Вы отставной бригадир Дивов? – спросил Маликульмульк.
– Я.
На седовласом старике, высоком и худом, был тот самый мундир со споротым галуном.
– А я – начальник канцелярии его сиятельства князя Голицына Крылов. Вчера было получено ваше прошение, и его сиятельство велел мне выяснить обстоятельства ваши.
– Вот мои обстоятельства! – старик указал на женщину.
Тут лишь Маликульмульк разглядел, чем она занималась.
На подоконнике лежали куски того самого золотого галуна, о котором писал Дивов, уже споротые с мундира. Ловкими пальчиками молодая женщина распутывала шитье, высвобождая отдельные нити. Затем она отделяла тончайшие золотые проволочки от шелка, складывая их в отдельную кучку, пока еще крошечную.
– Не хочу выжигам отдавать, надуют, – убежденно сказал старик. – Лучше уж так. Все норовят надуть, все! Вот ее чуть вокруг пальца не обвели!
– Батюшка! – укоризненно воскликнула женщина.
– Вот те и батюшка! Что хочешь говори, сударыня, а не пущу! И в обиду тебя не дам. Сиди, рукодельничай. На паперти просить стану, а тебя из дому не пущу.
– Соблаговолите, сударь, растолковать мне, о чем речь, – вступил Маликульмульк. – Чтобы я мог доложить его сиятельству.
– Коли прошение мое читали, так и самому ясно – впору пришло голодной смертью помирать, – отрубил старик. – У меня два внука от старшего сына, сейчас они на дворе играют. Старший в чине майора был с корпусом генерала Ферзена при Мацеевицах,
