приводимые с исключительной целью более определенного выяснения вопроса.
Продолжая настаивать на необходимости единения, автор утверждает:
«В нашем разделении трагично то, что цели наши тождественны. Чего искали вы? Братства людей? Мы тоже»[45].
Вспоминая сугубые раздоры, раздиравшие в свое время христианские церкви, автор не без иронии, обращаясь к папе, напоминает ему:
«Кто бы подумал, что настанет время, когда ваши представители в торжественных случаях будут брататься с представителями синагоги и с пасторами тех храмов, которыми увековечивается непростительный мятеж Лютера?»[46]
«Однако время, косящее человеческие сумасбродные страсти, как плевелы, создало то, что в наши дни ваши представители встречаются без злобы с пастырями других исповеданий. смягчение нравов побудило Рим к подобным уступкам»[47].
И верно. В современном Вавилоне, который представляет собой Франция, мы более не удивляемся частым демонстрациям трех главных французских вероисповеданий, где католические прелаты, протестантские пасторы, великие и просто раввины выступают совместно не только в определенных официальных торжествах, но и в совершенно неофициальных собраниях, где присутствие их объясняется уже не неволей, а рассудком.
К сожалению, нередко на подобных собраниях нам приходилось с грустью переживать присутствие членов Православной Церкви, возглавляемой митрополитом Евлогием, которых не разбирающиеся во многом иностранцы принимали как представителей Русской Церкви.
А брат Лантуан продолжает:
«…Все, носящие светильники, имеют право на одинаковое к себе уважение. Вот что нужно проповедовать Вашей пастве, о, римский папа! Так же, как и я внушаю это моим братьям. Нужно им говорить, что ввиду опасности гибели под ударами рабов мы должны обоюдно отказаться от того систематического позора, который уже слишком долго затемняет наши рассудки.
О, дело не в жеманном соглашении; мы могли ведь не сговориться о способах нападения и защиты, и тогда наше разногласие осложнилось бы еще более. Нет, то, что я предлагаю, это прекращение нашей борьбы отравленным оружием, дав осуществиться, наконец, между нами тому, что в средние века ваши предшественники называли “Божиим Перемирием”»[48].
Изменяя масонской тактике никогда не раскрывать своих целей, брат Лантуан проговаривается следующим сознанием:
«Да, проповедуемое мною перемирие натолкнется с обеих сторон на враждебность сектантов и на подозрительность скептиков. Мне казалось предпочтительней представить его с большей осторожностью, потому что всякая новая мысль требует абажура, чтобы не слишком ослепить человеческое зрение. Может быть… Но если я озабочен его немедленным отражением, я рискую претвориться со светом»[49].
И, проникнутый своей осторожностью, он развивает дальше свое предложение:
«Известное число ваших сторонников так же, как и просвещенные члены нашей Организации,
Albert Lantoine. Op. cit. P. 174, 175.
Ibidem. P. 64.
Ibidem. P. 164.
Ibidem. P. 55.
Ibidem. P. 169.
