роль на себя.
Выражение лица Людмилы меняется. Хоть Людмила упакована в стильную дорогую одежду и выглядит престижнее, чем в прошлом, она так и не научилась безупречно владеть эмоциями.
Черты лица Людмилы искажаются. Губы презрительно фыркают, она бросает в мою сторону нехороший, убийственный взгляд.
Разумеется, она недовольна тем, что я нахожусь в их доме. Будь её воля, я бы уже стояла за воротами дома Асадовых или возможно, пылилась в придорожной яме.
Но кажется за эти годы кое-что не изменилось.
Главным в отношениях этой пары по-прежнему остаётся Темирхан.
Если он даст команду «к ноге», Люська побежит в ту сторону, довольно виляя своим пышным задом.
– Хорошо, – шипит зло в телефон. – Но не думай, что я стану развлекать эту пигалицу. Я не привыкла иметь дело с хабалками!
Людмила сбрасывает звонок. Она сжимает пальцами телефон, цедя сквозь зубы охраннику:
– Свободен. И не мельтешите перед окнами так часто! Расползлись всюду, как термиты! В глазах рябит!
– Извиняемся за причинённые неудобства. Но таков приказ Темирхана. Повсеместно усилить охрану.
– Тогда шуруй на пост! Чего стоишь?!
Охранник кивает и уходит. На его широком лице не отображается ничего, но глаза немного темнеют, выдавая эмоции.
Слышится протяжный, глубокий вздох, полный недовольства. Я с лёгкой, вежливой улыбкой наблюдаю за передвижением Люси по просторной комнате. Она чеканит каблуками шаги и, кажется, собирается с мыслями.
Моё присутствие глубоко неприятно и ей, и мне тоже.
Как бы она ни изображала дурочку в прошлом, её холодные, змееподобные глаза выдают расчётливый ум и холодное сердце.
Она останавливается возле меня, обдавая пряным запахом духом с обилием горьковатого миндаля в финальных нотах.
– Это моя семья. Мой муж. Мой сын, – произносит с холодной яростью.
Жена Хана проводит острым кончиком ногтя по стеклу фоторамки, издавая противный, скрежещущий звук.
Бордовая пика ногтя добирается до деревянного торца рамки, а оттуда стремится переползти на мои руки.
Я ставлю фото на полку. Стерва лишилась возможности прикоснуться ко мне, но до сих пор стоит неприлично близко.
– Тебя не учили, что есть личное пространство? – спрашиваю у Люськи.
Или теперь называть её Людмила Васильевна?
– Ты находишься в моём доме, – парирует она с ядом. – Ты наследила на МОЁМ личном пространстве.
– Судя, по милому разговору с супругом, в этом доме не ты решаешь, где, когда и как мне следить, – улыбаюсь, глядя ей в лицо. – Если Хан прикажет, ты и чай мне на блюдечке подашь, и даже сахару положишь ровно столько, сколько я захочу.
Ни в чём подобном я не уверена. Но пытаюсь блефовать. И по недовольно поджатым губам Люськи можно сделать вывод, что мне это удаётся.
Не знаю, какие у Люськи с Ханом сейчас отношения, но…
Она
