вдруг
Родного увидал после разлуки,
Как будто бы к спасенью побежал,
Как крылья, широко раскинув руки.
Ударов я не чувствовал тогда,
И злость моя была любви полнее.
И плакал Сыч, размазывая кровь,
И предок мой признал во мне еврея.
1996
Снег шёл сквозь вечер
Снег шёл сквозь вечер,
Фонари лучами трогали ресницы.
Снежинок медленные птицы
Летели таять на губах.
Пальто раскрытого распах,
Как крыльев взмах –
Был жизни всей не меньше.
И тела собственного жар
Блестел в глазах идущих женщин.
1997
Уже гостями наполнялась твоя прихожая.
Телесный люстры свет
Повсюду зажигал веселье.
Блестели радостно с мороза
Глаза входящих.
Снег с пальто летел,
Свои сапожки девочки снимали,
И ножки на приступок выставляли,
И нежные коленки обнажали,
Чтоб туфельки надеть.
А я ещё шагал к подъезду,
Стучало сердце в снежном скрипе,
Шёл взгляд с порога своровать…
Снежинки тают на губах,
От счастья хочется кричать.
2000
Бог дал оставить мне тебя,
Как дал проснуться от огня,
Когда горела вся стена,
Живым остаться.
Я уходил, а ты одна
Вставала голой у окна
Со мной прощаться.
А я уже пронзал подъезд,
О, лифта медленного съезд
Сквозь сон и сердце!
Прошло почти семнадцать лет:
Лифт всё идёт,
Конца всё нет,
Куда мне деться?
1995
Налюбились, наплакались мы и напелись
В этой горькой, продрогшей, палящей стране.
Настоялись в подъездах,
На свет фонарей нагляделись
И с сараев напрыгались в снег.
Надышались весной:
Той прозрачной, пронзительной, птичьей,
Что врывается в дом
Первым мамой открытым окном.
Находились по городу
В тощем величье
Молодыми пророками
В зачарованном царстве своём.
Надружились, напились до пьяных признаний,
Судьбы мира решали на кухнях друзей.
Никуда мы не делись,
Ничто уже ближе не станет,
Ничего для нас нету вкусней.
1997
Как стало тяжело себя собрать,
Разрозненных случайных впечатлений
Сплести
