прохрипел человек с трезубцем на рукаве, медленно выбираясь из воронки и не отводя взгляда от чего-то на уровне груди Вадима.
Только тут Вадим заметил, что держит огромный черный пистолет. Такие пистолеты неизвестной ему марки были в ходу у наемников, у Вадима же его отродясь не было. Ему выдали обычный автомат с напрочь стертым лаком деревянного приклада, который сейчас лежал где-то под слоями земли, тел и обломков. А вот теперь он судорожно сжимал в левой руке (почему в левой!?) это неизвестно откуда взявшееся чужое оружие. Брезгливо, как ядовитую тварь, Вадим отбросил его в сторону. Упав в лужу, пистолет неожиданно выстрелил с противным, чавкающим звуком. Барабанные перепонки еще не оправились от контузии и выстрел прозвучал глухо, как сквозь вату, но инстинкты сработали быстрее разума и Вадим плюхнулся в воронку, от страха закрыв глаза. Рядом с ним в лужу упал еще кто-то и пришлось открыть глаза, хотя делать это очень не хотелось. Оказалось, что Вадим уткнулся носом в трезубец на нашивке. Надо было повернуть голову и, сделав это, он увидел ярко-серые глаза на заляпанном грязью лице. Глаза смотрели испуганно.
– С п-предохранителя с-снял, г-гавнюк! – прошипел незнакомец, заикаясь.
– Не знаю… Может быть… – выдавил Вадим и добавил – Извините…
Было совершенно непонятно, зачем он извиняется и почему надо извиняться перед тем, кто шел убивать тебя минуту назад.
– Ты в-видел? – спросил человек с трезубцем, по прежнему заикаясь.
– В-видел – теперь наступила очередь Вадима заикаться.
– И что?
Невразумительный по форме, вопрос был совершенно понятен. Но ответа на него у Вадима не было. У него вообще сейчас не было ответов, да и быть не могло, потому что в голове был полный мрак: ни мыслей, ни чувств.
– Тебя как зовут? – новый вопрос прозвучал неожиданно.
– Вадим…
Он ответил машинально, как отвечают случайному попутчику в поезде.
– А я Богдан!
Вадим чуть было не сказал "очень приятно" и обалдело уставился на собеседника. Но тот не смотрел на него. Он смотрел в небо, в котором уже ничего не было кроме лениво проплывающих рваных облаков.
– Вадим, что это было?
– Не знаю!
– Это был… – Богдан запнулся и нехотя выдавил из себя – …Бог?
– Не знаю – повторил Вадим.
Но он уже знал: то ли догадывался, то ли чувствовал каким-то верхним чутьем астрофизика, понимал все или почти все, еще не будучи в состоянии объяснить. И это понимание зудело, сжигало мозги, рвалось наружу. Его, это понимание, надо было немедленно выплеснуть и он выплеснул его на соседа по воронке. По прежнему лежа в подернутой кровью и мазутом луже, Вадим заорал:
– Это был разрыв, чертов разрыв реальности! Она не выдержала этого блядства! Нашего с тобой блядства, Богдан! Она
