своей лагуны. Он неподвижно взирает только на одно место за один раз. Его комедии – попытки до конца изведать венецианские места. Они обходятся тем, что есть, используют это во всей полноте, возможно, немного посмеиваются над этим, чтобы излечиться от меланхолии.
Мазеньо умело положены стык в стык без известки. Сейчас постоянно возникают споры по поводу того, что нынешние мастера не соблюдают старинную технологию. Рабочие наспех присаживают один мазеньо к другому на цемент, а затем, будто в насмешку, имитируют шов между камнями, так называемую расшивку, насекая еще свежий раствор.
Ты проходишь мимо мест, где ведутся дорожные работы. Тротуар вспорот: налаживают коммуникации, заваривают водопроводную трубу, ремонтируют канализацию. Сбоку, возле маленьких пропастей, навалены мазеньо – массивные, тяжелые, сантиметров двадцать толщиной. Рабочие уложат их на место, но уже не в том порядке. Венеция вечно одинаковая и вечно разная, как колода из тысячи карт, как домино с тысячами костяшек, которые непрерывно перемешивают. Это книга из тысяч слов, бесконечно переставляемых местами.
Потопчи края мазеньо и венецианских напольных покрытий, и ты ощутишь подметками микроскопические перепады, неровности стыков, истертые заплаты, выбоины. Их попирал один французский господин по имени Марсель в баптистерии собора Св. Марка, и запомнил это на всю жизнь.
Двадцать первого ноября, в праздник Мадонны делла Салюте – Богоматери-целительницы встань ровно посредине восьмигранника собора[14], под самым паникадилом, свисающим с купола на десятки метров, проведи подошвой, как велит обычай, по бронзовому диску, вделанному в пол. Коснись носком туфли надписи «unde origo inde salus», отлитой в металле: «где начало, там и спасение». Начало – это земля. Ходить по ней только во благо. Здоровье прибывает в нас от ступней.
В молодости весной на Дзаттере я внимательно смотрел под ноги. Дело не только в неизбежных экскрементах наших четвероногих друзей. По ночам венецианцы тут рыбачили. Лампами и фонарями они приманивали влюбленных каракатиц и выхватывали их большим сачком, как для ловли бабочек. Со дна сеток пойманные каракатицы поливали брусчатку ривы обильными струями чернил. Нечаянно можно было перемазать ботинки и штаны.
Время от времени встречаешь туристов, обычно, женщин, которым надоело ходить на каблуках. Они снимают туфли и ходят босиком. Их пятки выделяются еще резче, еще живее на вековых мазеньо. Они покрываются каменной патиной, сереют, становятся такого же цвета, как и мостовая. Между пяточными костями и улицей возникает тайная близость. Ноги и камни. Тело и город. Так всегда: неравенство между жизнью и Историей, между прохожими и памятниками, между тем, что проходит, и тем, что остается, между брожением и застоем. Только здесь даже застой эфемерен. Венеция – это не Вечный город, рано или поздно она рухнет. Поэтому даже ноги смертных здесь чувствуют себя понятыми. Они соприкасаются
Т.е. базилики Санта-Мария делла Салюте (заложена в 1631 г.).
