краской, обомлев от такой наглости в свою сторону. Это так унизительно. Все говорят по английский, миксуя между собой английские и испанские фразы.
Я закрываю грудь ладонями, только сейчас осознав, что белая пижама на мне насквозь промокла и теперь просвечивает.
– Сколько вам лет, ублюдки? – рычу я им в спины, умирая от желания запустить в них пару дротиков, что метают в игровой зоне.
– Не смей называть моих друзей ублюдками, – раздается голос со стороны. – Когда девушка светит своими сиськами, значит, она сама напрашивается на такое отношение к себе. Не так ли, русалка? А ты сильно изменилась.
Русалка.
Я медленно поворачиваюсь в сторону голоса. Нервно сглатываю, пот бежит по спине…он так изменился. Передо мной другой человек, особенно, если сравнивать его с тем мальчишкой, что из любопытства пытался заглянуть ко мне под юбку. Сейчас он выглядит так, словно оставил позади себя тысячи сдернутых с девственниц юбок. И смех, и грех.
Мир замирает, когда мы с Сашей встречаемся взглядами. Александр Кайрис. Должно быть здесь его все называют Алекс, или Алессандро. От Саши там точно осталось мало.
В его взгляде расцветает презрительное и высокомерное нЕчто. И смотрит он на всех с высока не только из-за роста под два метра. Зелено-карие глаза, холодные и пронзительные буквально выворачивают душу каждому, кто осмелится взглянуть в них. Темные волосы Алекса небрежно растрепаны, и не удивительно, поскольку от них не отлипает брюнетка с пышными формами, стоящая позади кресла, в котором восседает Кайрис. Вторая девушка, чья кожа усыпана веснушками, а волосы отливают огненно-рыжим цветом, сидит у его ног, прямо на траве и беспрерывно наглаживает его ладонь, сжимающую подлокотник.
Кайрис восседает среди этих шлюх, словно шейх, облепленный наложницами и рабынями. Меня вот-вот стошнит от этого зрелища, но я быстро перевожу свой фокус внимания с полуголых девиц на татуировки Алекса. На нем лишь джинсы, поэтому я могу увидеть, что их огромное множество, но плотно забит только левый «рукав».
Мне нравятся татуировки, потому что они делают любого человека книгой, которую можно легко прочитать. Но с Алексом Кайрисом не будет легко, я в этом уверена.
Несмотря на жесткость и надменность, каждый его жест пропитан силой и непоколебимостью. Режиссёр про таких персонажей говорит лишь одну фразу: «Его можно любить, или ненавидеть», и я бы отнесла Кайриса именно к таким личностям: он всегда цепляет внимание, заставляя окружающих ощущать себя слабыми и незащищенными перед своей всепоглощающей энергетикой.
– А ты еще сильнее, – сжимая кулаки, занимаю оборонительную позицию. – Отец твой знает о вечеринке? Я спать не могу.
Алекс пропускает мою предъяву мимо ушей. Небрежно скинув с себя рыжевласую подпевалу, он встает с кресла и медленно преодолевает расстояние между нами. Пристально заглянув мне в глаза, он вдруг наклоняется передо мной, но лишь для того, чтобы подобрать что-то с газона.
Тот
