черноглазыйМолодец удалый
Вложил мысли в мое сердце,
Зажег ретивое!
Нельзя солнцу быть холодным,
Светлому погаснуть;
Нельзя сердцу жить на свете
И не жить любовью!
Для того ли солнце греет,
Чтобы травке вянуть?
Для того ли сердце любит,
Чтобы горе мыкать?
Нет, не дам злодейке скуке
Ретивого сердца!
Полечу к любезну другу
Осеннею пташкой.
Покажу ему платочек,
Его же подарок, —
Сосчитай горючи слезы
На алом платочке,
Иссуши горючи слезы
На белой ты груди,
Или сладкими их сделай,
Смешав со своими…
Воет сыр-бор за горою,
Метелица в поле;
Встала вьюга, непогода,
Запала дорога.
Оставайся, бедна птичка,
Запертая в клетке!
Не отворишь ты слезами
Отеческий терем;
Не увидишь дорогого,
Ни прежнего счастья!
Не ходить бы красной девке
Вдоль по лугу-лугу;
Не искать было глазами
Пригожих, удалых!
Не любить бы красной девке
Молодого парня;
Поберечь бы красной девке
Свое нежно сердце!
Опять вздохи, дамы расчувствовались, вон, даже слезки вытирают, один из Борзовых, глядя на своего брата, видимо, вспомнив какую-то свою историю, воскликнул:
– Ah, Madame, comme c'est exact «le soleil Ne peut pas être froid, la Lumière s'éteindre; Le cœur ne peut pas vivre dans la lumière Et ne pas vivre l'amour!»[9] – на что второй брат только вздохнул грустно.
Пока Наталья пела, Воронихин не сводил с нее глаз. А после пения он встал и вышел. Правда через мгновенье вернулся с гитарой, которую он, как оказалось, привез с собой, а женщина уж решила – в кустах нашел, как пресловутый рояль в романах!
– Разрешите и мне исполнить романс, – сказал он и запел, подыгрывая себе на гитаре:
Милая вечор сидела
Под кустом у ручейка.
Песенку она запела;
Я внимал издалека.
Будто с ней перекликался
Ближней рощи соловей.
Голос милой раздавался,
Отдался в душе моей.
Мне зефиры приносили
Иногда ее слова.
Иногда слова глушили
Вкруг шумящи дерева.
Смолкни все! Престань мешаться
Ты, завистный соловей!
Пусть один в душе раздастся
Голос милой лишь моей[10].
У Воронихина оказался приятный баритон с хрипотцой. О любви он пел настолько убедительно, что, слушая его, можно было потерять голову. Оказалось, что этот человек может быть вполне приятным и обаятельным, даже Наталья невольно заслушалась и неожиданно для себя попала под магическое обаяние этого текста, такого наивного и романтического, совсем отличного от современных стихов. Из грез вывело щебетание дам:
– Сharmant. Какая прелесть!
Воронихин перестал петь и не отрываясь смотрел на Наталью, словно хотел всем показать, для кого предназначался
Ах, мадам, как это точно: «Нельзя солнцу быть холодным / Светлому погаснуть; / Нельзя сердцу жить на свете / И не жить любовью!»
Автор Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий, 1795 г.
