обоих! Я просто не справлюсь тут без тебя.
Она сидела на диване, свернувшись клубочком, как котенок, и смотрела на дочь из-под длинных светлых ресниц. Старое испытанное средство до сих пор ни разу ее не подводило.
– Конечно, дорогая, если тебе очень хочется…
Неподвижно стоя у окна, Эстер смотрела на открывавшийся перед ней чудесный сельский пейзаж. Впервые за всю свою жизнь она промолчала. В этом году ей исполнилось двадцать семь лет. У нее были узкие ступни и тонкие руки, которые принято связывать с хорошими манерами, и правильное, овальной формы лицо, обрамленное тусклыми волосами, словно у мадонны, спустившейся из ниши в стене тихой старой церкви и сдержанно шествующей сквозь бушующие страсти незнакомого мира. И хотя Эстер не привыкла противиться воле матери, она понимала, что теперь решение предстоит принимать ей одной. Медленно отойдя от окна и повернувшись к нему спиной, она сказала:
– Дело не в том, хочется мне или нет, просто я должна это сделать.
– Но почему, дорогая?
– Потому что я не могу оставаться в стороне. А кроме того, там у меня появятся какие-то навыки, какая-то… ну, не знаю… другая жизнь! Подумай, какой одинокой и беспомощной я останусь, если с тобой что-нибудь случится. У меня не будет ни денег, ни знаний, ни друзей… А так хоть получу какой-то опыт… Кроме того, я всегда хотела ухаживать за больными…
– У тебя слишком возвышенные представления, дорогая, – заметила миссис Сэнсон. – На самом деле это просто ужасно: грязь, убожество и вонь.
Эстер несколько лет нежно ухаживала за совершенно здоровой матерью и в этом замечании не услышала ничего для себя нового. Она только лишь улыбнулась и сказала, что готова к любой работе.
– Ведь я иду туда не ради удовольствия, правда? Возможно, придется с утра до вечера мыть полы, и мне даже не доверят стелить постели. – Она подошла и села на пол перед диваном, уткнувшись головой в материны колени. – Мамочка, не сердись! Ты тоже должна принести жертву. Ты у нас сильная и храбрая, соберись с духом и отпусти меня.
Мать отодвинулась и, свернувшись испуганным комочком в углу дивана, закрыла свои большие голубые глаза маленькими ладошками.
– Но авианалеты, Эстер! Авианалеты! А если я окажусь здесь, наверху, одна-одинешенька, когда вокруг начнут падать бомбы? Как же я справлюсь? Что я буду делать? Эстер, дорогая, не оставляй меня, скажи, что ты отказываешься… Порви письмо!
Однако Эстер встала, медленно, словно через силу, сошла вниз по лестнице и опустила письмо в почтовый ящик.
Два следующих конверта были надписаны знакомыми Хиггинсу почерками. В одном он распознал каракули старого мистера Муна – хирурга, работавшего в Геронсфорде с незапамятных времен, а в другом – руку местного анестезиолога Барнса.
– Что же получается, они оба сюда собрались? – удивился Хиггинс, хмуро разглядывая конверты. – Мне казалось, что по крайней мере Барнс поедет куда-нибудь в другое место. Ведь у военнослужащих нет выбора,
